— Но я был не прав, — запротестовал Фредди. — Лорд Джаррет сказал, что он поехал играть в карты.

Мария с иронией приподняла бровь.

— Лорд Джаррет скажет все, что угодно, чтобы скрыть от бабушки похождения брата. Но от меня их скрывать нечего. Мне известны пороки его светлости.

Фредди положил руку ей на плечо.

— Прости меня, Мопси. Я не хотел тебя обидеть.

— Ты и не обидел. Со мной все в порядке. — Спазм сжал ей горло. — Мы оба знаем, что для лорда Стоунвилла я только средство достижения цели.

— Это не так, — с серьезным видом возразил Фредди. — Я видел, как он на тебя смотрит. Ты ему нравишься.

— Не говори глупостей.

— И он тебе нравится. Мария судорожно вздохнула.

— Мне нравится Натан.

— Но если мистер Пинтер не найдет Натана…

— Тогда мы отправимся домой и будем ждать его возвращения дома.

— Ты могла бы выйти замуж за лорда Стоунвилла. Из горла Марии вырвался истеричный смешок. Она не могла бы, даже если бы Оливер ее попросил.

— Сомневаюсь, чтобы из мужчины, который то и дело шляется по борделям, получится хороший муж.

Фредди пожал плечами.

— Отправляйся-ка ты к мужчинам. Они развлекаются портвейном в кабинете.

Фредди облегченно вздохнул и заспешил прочь по коридору. Мария смотрела ему вслед. «И он тебе нравится». Конечно, нравится. Но дальше этого не пойдет. Не такая она дурочка, чтобы потерять голову из-за мужчины, который, страстно поцеловав ее, тут же бежит в бордель.

Прихлебывая бренди, Оливер сидел в своем обычном кресле, а девицы из заведения Полли, вихляя бедрами, маршировали перед его глазами. Он ощущал… Ничего он не ощущал. Желание даже не шевельнулось. Душу переполняло одно только недовольство собой.

С каких это пор девицы Полли стали такими… потасканными? Хозяйка из кожи вон лезла, привела самых красивых своих подопечных, только бы разбудить интерес знатного гостя. Но ни мягкий шепот накрашенных губ, ни роскошь умело обнаженных тел, ни чувственные движения не возбуждали его. В первый раз он заметил фальшь их улыбок, разглядел скуку за показной веселостью. Хуже того, он все время сравнивал этих девушек с Марией. Мария всегда улыбалась искренне, хотя и не часто. Но уж если Оливеру удавалось вызвать ее улыбку, он чувствовал себя триумфатором.

А какой триумф в том, что тебе улыбается проститутка? Ее интересует только твой кошелек.

У Оливера словно раскрылись глаза. Он вдруг перестал видеть в этих созданиях веселых подружек, спутниц в греховных исканиях. Они превратились для него в обычных женщин, которые вели тяжелую борьбу за существование и могли выжить, лишь удовлетворяя низменные мужские потребности.

«Следовать нравственным принципам и быть дисциплинированным человеком — это тяжкий труд. Распущенность не требует никаких усилий. Человек просто удовлетворяет любую свою прихоть, даже самую нездоровую и аморальную».

Оливер залпом допил свой бренди, как будто огненной жидкостью хотел стереть Марию из своей памяти. Какое ему вообще дело до того, что она думает? Он платит за свои удовольствия, и платит достаточно.

А поместье тем временем гибнет. Арендаторы с утра до ночи работают на полях. На Оливера рассчитывают слуги, надеясь, что он даст им работу. Сестры и братья ждут, что он всех их спасет.

Оливер ощутил, как его окатило холодом. — Милорд. — Полли присела на подлокотник его кресла и соблазнительно улыбнулась. — Может быть, вам нужно что-нибудь новенькое? Поострее?

Она уже не в первый раз предлагала ему «девственницу». Оливер вежливо, но решительно отказывался. Его не интересовали деревенские девчонки, приехавшие в Лондон, чтобы посмотреть мир, и волею таких женщин, как Полли, оказавшиеся в борделе.

На сей раз сама мысль об этом вызвала у него настоящее отвращение. Он представил, что Мария, не по собственной вине, вдруг оказалась в подобном положении, ведь иногда грань между порядочной леди и падшей женщиной очень тонка, даже его сестры, сделав неверный шаг, могут…

— Нет! — воскликнул он и вскочил на ноги, едва сдерживая тошноту. — Черт возьми, нет! — И он бросился на улицу. Конечно, это все бренди, дешевый бренди и мрачное настроение, вот обычные удовольствия его и не радуют. Но он придумает что-нибудь другое. Есть и другие места, похлеще.

Спектакль в опере подходил к концу. Оливер прошел за сцену, где полдюжины танцовщиц развлекали поклонников в своих гримерках. Эти разбитные девицы никогда не отказывались провести веселую ночь в городе.

Десяти минут флирта ему хватило. Пытаясь изображать беспечность, он все время думал, что этим его подружкам абсолютно безразлично, кто сидит перед ними — он или другой. Умри он на месте, они выпьют за упокой его души и тут же забудут.

Ему опять стало тошно, и он отправился дальше: в таверну, в клуб, на какую-то вечеринку, где развлекались красавицы полусвета и их покровители. Ничто не принесло радости. Оливер пил не пьянея, потом и это ему опротивело.

Мария каким-то образом заразила его своими взглядами на порядочность и приличия. Чтобы вернуться к привычной жизни, надо изгнать из души и тела память об этой девушке. Но сможет ли он? Эта пугающая мысль билась в мозгу, пока он распоряжался подать карету, чтобы ехать домой.

Домой? Холстед-Холл не был ему домом. Вот что происходит, если ваш взгляд останавливается на юной невинной девушке. Вы начинаете думать о будущем, вами начинает руководить чувство ответственности, появляются мечты о несбыточном…

Оливер зарычал. Он провел целую ночь в городе, но так и не переспал ни с одной шлюхой. И даже не захотел этого! Это магия, колдовство!

Вернувшись в Холстед-Холл, Оливер быстро прошел через внутренний двор к лестнице, которая вела к комнате Марии. Хватит ли у него духу подняться к ней, несмотря на поздний час?

Вдруг сверху донеслись мужские голоса. Черт возьми, там его братья! Маркиз взлетел по лестнице. Оба негодяя развалились в креслах у дверей Марии. Гейб держал в руке букет фиалок, а у Джаррета был сверток пергамента.

— Бездельники! Что вам здесь нужно среди ночи? — прорычал Оливер.

— Скоро рассвет, — холодно поправил его Гейб. — Конечно, в твоем состоянии это трудно заметить.

Оливер сделал к нему шаг.

— В такую рань ты все равно не встаешь.

Гейб бросил взгляд на Джаррета, хмыкнул и пожал плечами:

— Похоже, старик не помнит, что сегодня за день.

— Видно, не помнит, — с легкой насмешкой в голосе согласился Джаррет.

В голове Оливера прояснилось, он мгновенно отрезвел.

— День святого Валентина! Все равно непонятно, почему вы болтаетесь у дверей Марии.