Он поднялся и вышел из маленького круга света, отбрасываемого лампой. Отойдя на несколько шагов — песок оглушительно скрипел в темноте под его ногами, — он продолжил:

— Знаете что? История учит нас, что великие правители — это мертвые правители, на которых мы смотрим в музеях или в книгах по истории и говорим: «Ах, как он был прав! Ну почему никто из этих идиотов его не слушал? И кому могло прийти в голову на него покушаться?» В общем, так, Пепси. Допустим на секундочку, ты добьешься в точности того, чего хочешь, и станешь правителем Рондуа. Ничего не изменится! Уверяю тебя, абсолютно ничего. Да, у тебя будет власть, но можешь даже не сомневаться: тебя за это будут люто ненавидеть, даже презирать. И стоит тебе на секунду отвернуться, как эти твари тут же примутся за любимое дело — извлекут свои мечи, когти, огненные языки и обрушат на ближайшего врага. Ты меня слушай, слушай! Ни одному правителю, каким бы мудрым или даже великим он ни был, никогда не удавалось положить конец ненависти и вражде. Разве что ненадолго притушить. Вот почему Джеку Чили в свое правление так здорово все удается: чтобы мутить воду, и палец о палец ударять не нужно. Человек превосходно справляется сам. Перпетуум мобиле![59]

— Вы мне не нравитесь, мистер Дефацио, — негромко подал голос Пепси, и я от неожиданности заморгала.

Из темноты прозвучал невеселый смешок:

— Я и сам себе не нравлюсь, маленький король. Каллен, ваш сын недолюбливает меня ворсе не из-за того, что я тут говорил, а потому, что я доставлял его в Офир Цик, когда он… только прибыл. Я, конечно, мог бы отговориться, что такая, мол, у меня работа, но это очень слабая отговорка. Дело в том, что, как и огромное множество других существ, населяющих эту вселенную, я стал совершенно равнодушен… даже к тому, чтобы доставлять детей в Город Мертвых. И в то же время сделался ярым поборником, так сказать, статус кво. Я считаю, что не следует раскачивать лодку, и надеюсь, что когда гром грянет, то поразит кого-нибудь другого. Я ничего не спрашиваю, ни в чем не сомневаюсь, ни о чем не спорю. В точности исполняю то, что мне велено, а потом отправляюсь домой пропустить рюмочку-дру-гую… Знаете, я пришел к выводу, что жизнь, грубо говоря, страдает от прыщей, но излечиться даже не пытается, потому что тогда не будет повода глядеться в зеркало по пятьдесят раз на дню и так себя жалеть.

— Какая умная философия, мистер Дефацио, и какая гадкая.

Пепси хихикнул, и я тоже улыбнулась, довольная как его смешком, так и своим ответом.

— Такие, как вы, Каллен, предпочитают отсиживаться в башне из слоновой кости. Доблесть и слава! Да здравствует!.. Я поступлю так, и когда-нибудь мне поставят статую в парке! Да берите вы свою Кость!

Он уже несколько минут перебрасывал ее из руки в руку; положив Кость на песок, Дефацио катнул ее к Пепси.

— Мы свободны?

— Конечно! Зачем мне вас задерживать? Думаете, я жажду сразиться с Джеком Чили? Каллен, статуя в парке — это, конечно, хорошо, но есть две сложности. Во-первых, сначала нужно умереть. Во-вторых, когда поставят, тебя всего загадят птицы. Предоставляю эти удовольствия вам. Четвертая Кость ваша. Мое дело — предупредить. Удачи с Джеком Чили!

— Мам, наши друзья! Вон они!

Мистер Трейси и Марцио стояли в полосе прибоя и приветственно махали лапами. Какое долгожданное зрелище! Обратный путь обошелся без приключений и показался мне бесконечным: хотя нас подгонял попутный ветер, я места себе не находила, вся в тревогах о будущем.

Отдав Пепси Кость, Дефацио не сказал больше ни слова и сидел, сгорбившись, у огня. На его лице читалось все то, чего мне совершенно не хотелось знать: предстоят невзгоды, боль с заурядностью ветра, тридцать оттенков страха. До этой встречи я не испытывала ненависти ни к кому и ни к чему на Рондуа, но его самодовольный фатализм пугал меня сильнее любого из плеяды рыкающих чудищ и оживших кошмаров, встретившихся нам на пути. Такой же Дефацио был знаком мне по колледжу, да и после выпуска подобные типы не раз попадались. Творчество, радость и восторг воспринимались ими как чудачества природы — возможно, прелестные, но невозможные, а следовательно, обреченные, подобно птице додо. «И посмотрите, чем она кончила», — любили они вставлять между зевками, вздохами и усталым пожатием плеч. Всю их суть выражала попавшаяся мне где-то строчка из одного французского стихотворения: «И плоть скучна, увы, и книги надоели»[60]. С их точки зрения, факт неизбежной смерти учит лишь равнодушию, поскольку рано или поздно все мы станем пищей червей, так что какой толк?

Самое страшное — почти всегда они правы, и далеко ходить за примерами не требуется.

Но я была вознаграждена — или мне повезло случайно на него наткнуться — знанием, что великие вещи существуют и постоянно доступны, просто надо силой выбивать их из жизни, потому что она бережет эти сокровища как зеницу ока и готова расстаться с ними, только если вы проявите себя достойным противником.

Мне-то большинство моих сокровищ достались как раз без боя, но оттого, что мне так повезло, я лишь острее осознавала, насколько важно ценить их каждую минуту. И насколько важно отбиваться что есть сил, когда эти сокровища пытаются отнять.

Пепси выпрыгнул из лодки и, расплескивая воду, побежал к берегу, где по очереди обнял зверей и, захлебываясь, рассказал о наших морских приключениях и о встрече с мистером Дефацио. Я тоже подошла, подождала, пока он выговорится, и только тогда задала свой вопрос:

— Мистер Трейси, кто такой Джек Чили?

Пепси десятый раз висел на шее у Марцио и снова казался маленьким мальчиком. Верблюд счастливо улыбался и не сводил с нас глаз.

— Он человек с крыльями. Рыба с плавниками. Не знаю, Каллен, каким увидишь его ты, потому что всем он видится по-разному. Лично я первый раз увидел его, будучи совсем молодым, — так вот, он представился мне книгой с одним и тем же словом на каждой странице.

— А почему его зовут Джек Чили?

— Это лишь одно из его имен. Что интересно, когда ты его встретишь, у тебя для него найдется свое имя.

— Но кто он на самом деле? Почему все его так боятся?

— Его боятся, потому что он ненавидит все, что принадлежит не ему. Живет в красивой долине и повсюду мутит воду. Каллен, ты его совсем не помнишь?

— Абсолютно.

— Наверное, это и к лучшему. Как насчет поспать? Можем пока не торопиться; вы, должно быть, с ног валитесь от усталости.

Мы улеглись вчетвером на сыром песке: Пепси и я — в середине, звери — по бокам. Прижимаясь к теплому животу Марцио, я глядела в чистый перламутр утреннего неба. Мне хотелось спать, но я решила немного оттянуть этот момент, посмаковать недолгое затишье и мягкость живой постели. Потом попыталась подстроиться под ритм верблюжьего дыхания, но Марцио дышал так медленно, что я тут же сбилась. У меня оставалось множество вопросов, которые на самом деле могли подождать, пока мы не отдохнем, — пусть воспоминания о последних событиях немножко потускнеют. Наконец я заснула, и мне приснилась большая черная перьевая ручка, выводящая на небе какие-то слова — бессмысленные, но прекрасные.