– Скажите вашему хозяину, – решительно заявил я, – что вместе со мной поздравить его со столь славным событием явился его старый друг Анатолий Нечаев. Ваш шеф будет просто безумно счастлив видеть нас обоих. Позвоните ему.

Охранники подозрительно посмотрели на нас, но один из них стал набирать номер по сотовому телефону.

Время на все необходимые согласования понадобилось минут пятнадцать. Зато мы были вознаграждены тем, что едва вступили за заветную черту, как увидели, что нам навстречу почти бежит сам Григор. Надо отдать ему должное, выглядел он шикарно; белый костюм без всякого сомнения сшитый у хорошего портного, великолепные золотые запонки на рубашке и необычной красоты галстук. Я тоже постарался одеться на этот званый вечер получше, но чувствовал сейчас, сравнивая себя с ним, как бедный родственник из захолустью из жалости приглашенный на бал. Что касается Анатолия, то про него и говорить не имело смысла; хотя он сменил церковную одежду на цивильную, но она была чересчур скромна и невзрачна по сравнению с двигающимся навстречу нам великолепию.

Григор остановился в полуметре от нас.

– Какой сюрприз! – воскликнул он. – Мои лучшие друзья! Я очень рад, что вы пришли вместе. И как я об этом не подумал. – Для усиления эффекта от своих слов он даже театрально хлопнул себя по лбу. Его руки широко распахнулись явно с целью заключить нас с Анатолием в объятия, но мы, как по команде, отпрянули назад. Улыбка слетела с лица Григора, словно бабочка с цветка. – Ладно, – сказал он, – мы еще сегодня непременно поговорим. А теперь проходите. Как вам мой домишко? Я теперь живу тут постоянно.

Я посмотрел на «домишко». Располагался он в небольшом дачном поселке в нескольких километрах от города. Это была дача родителей Григора; я помнил, как однажды он нас пригласил сюда, обещая угостить чем-то необычным. До сих пор я не знаю, почему согласился поехать к нему. Необычное же угощение состояло из бутылки дешевого вина, которое он достал из какого-то тайника, где укрывал этой пойло от родителей. У меня не было никакого желания ничего пробовать из этого запыленного, покрытого паутиной сосуда, но случилось неожиданное; не прошло и пятнадцати минут, как в нем не осталось и капли. Зато я чувствовал себя впервые в жизни пьяным, так как содержание посудины оказалось весьма крепким. Но это не помешало мне хорошо запомнить дом, в котором происходило мое совращение. Хотя на самом деле слово «дом» было слишком громким для этого сарая, состоящего из двух, сложенных из плохо пригнанных друг к другу досок.

Григор самолично не стал показывать свой дом, вместо этого он растворился в его глубинах, однако приставил к нам очень любезного и предупредительного, несмотря на молодость гида, готового ответить на любой наш самый каверзный или нескромный вопрос.

Пожалуй, этот дом мне даже понравился больше, чем дом Вознесенского, хотя по своим размерам они были примерно равны. Но архитектор, его строивший, был изобретательней, а дизайнер, его оформлявший, обладал более утонченным вкусом и более богатой фантазией.

И все же самым любопытным мне показалось, были не роскошные интерьеры обиталища Григора, а собравшиеся в них люди. Я сразу понял: это были сливки местного общества. Первый на кого я наткнулся, был мой соперник и нынешний мэр города Голландцев. Мы кивнули друг другу нашими буйными головами, но решили, что вступать в дальнейший диалог нет никакой необходимости. Я узнавал многие лица; практически все спешили выразить мне разными способами свое почтение; кто подходил ко мне, говорил несколько любезных слов; кто ограничивался молчаливыми приветствиями. Но все одинаково смотрели на меня с нескрываемым любопытством.

Невольно ко мне пришло сравнение, что так смотрят на редкое животное, которое привезли из далекой экзотической страны в местный зоопарк.

– Ты пользуешься большой популярностью, – заметил Анатолий.

– Как ты думаешь, многие ли из них в душе на моей стороне?

– Многие, но далеко не все. Я знаю этих людей, половина из них являются моими прихожанами. Они боятся Григора и ненавидят его. Но сотрудничают с ним, для многих он и его ребята партнеры по бизнесу. Иначе им придется свернуть дела. Так что даже те, кто не любят его, вовсе не на твоей стороне хотя бы по этой причине.

Гости с бокалами шампанского в руках, которое разносили на подносах официанты, продолжали бродить, словно бедуины по пустыне, по анфиладе комнат. Мы с Анатолием тоже ходили по этим лабиринтам местного Минотавра. Я ждал, когда же начнется то, ради чего нас пригласили. Должно же что-то произойти; не для того же Гришка затеял все это дорогостоющее представление, чтобы только обнять нас при входе. Но ничего пока не происходило, все общались между собой да испытующе поглядывали на меня.

Внезапно ко мне подошел пожилой мужчина. Я знал его, это был Василий Савельевич Мартынов; в его крепких морщинистых руках была сосредоточена почти вся торговля хлебом в городе.

– Могу ли я немного отвлечь на себя вашего внимания? – спросил он.

– Конечно. Буду рад с вами поговорить, Василий Савельевич.

– Вы знаете меня?

– Вас знают в городе абсолютно все, так как все кушают хлеб.

– Ну, по сравнению с вами моя известность весьма скромная. Но, честно говоря, не думал, что вы тут окажитесь.

– А разве, когда вас сюда приглашали, вас не предупреждали, на какого зверя вам предстоит смотреть.

Мартынов улыбнулся, однако его глаза смотрели на меня очень серьезно. Я почти не сомневался, что он оценивает мою личность, может быть, даже выбирает на кого из нас двоих поставить. Я подумал, что с моей стороны будет большой ошибкой, если я с максимальной пользой не использую этот момент.

– Вы считаете себя зверем? – спросил Мартынов.

– Если человек чувствует, что на него идет охота, то он ощущает себя зверем. А в этом городе охотничий сезон, кажется, не закрывается никогда. Все время кого-то запугивают, избивают, убивают.

– И вы, в самом деле, хотите этому положить конец?

– А вам не хотелось бы?

– Как любому нормальному человеку мне хочется, чтобы, как вы выражаетесь, сезон охоты был бы закрыт.

– Так давайте закроем.

Я видел, что Мартынов задумался над ответом.

– Вы очень умело ведете свою предвыборную агитацию, – оценил он.

– Но что вы будете делать, если победите?

– Выполнять свои обещания.

– Вы полагаете, это реально?

– Не сомневаюсь.

– Но это…

– Вы хотите сказать – война. Поверьте, войны не будет, победит тот, у кого власть, на чьей стороне люди и закон. А на чьей они стороне в этом, я думаю, у вас сомнений нет.

– Вы слишком оптимистично настроены.

– Я настроен оптимистично потому, что настроен решительно. Но учтите: когда начнется то, что вы называете войной, а я – торжеством закона и справедливости, тот, кто будет вести двойную или нечестную игру, окажется за чертой. Я вам могу обещать одно, – понизил я голос, – я никому не позволю находиться сразу в двух лагерях. Такие люди однозначно мои враги.