— Милая Божена, вы даже не представляете, насколько недалеки от истины! — сказал я в ответ. — Но нам просто необходимо что-то придумать, чтобы как-то обезопасить это наивное создание.

Божена помолчала немного, а потом изрекла, взвешивая каждое слово:

— Запомни Яков, это только ради тебя, обязан мне будешь по гроб жизни!

Я приготовился ее слушать очень внимательно, в такие моменты Божена Зизевская зря слов на ветер не бросала.

— Помнишь ли ты о некоем моем давнем увлечении? — поинтересовалась она. Я начал перебирать в уме ее многочисленные увлечения и не знал, на каком остановиться. Божена сжалилась таки и решила прийти мне на помощь:

— Мою близкую дружбу с баронессой Буксгевден?

— Да-да, что-то припоминаю, — замялся я. Эта тема в кругу Божены обычно считалась запретной, и я старался обходить ее стороной, чтобы не бередить старые раны кузины, которая порвала всяческие сношения с этой фанатичкой, как она ее теперь называла. Говоря о ней, Божена и сегодня заметно нервничала, то и дело теребя тонкое кружево пеньюара, выписанного ею из Парижа. Российских нарядов она не признавала.

— Как оказалось, в вере я тверда недостаточно и хлыстовский «корабль» баронессы поплывет, минуя адские бури, без меня к берегам Эдема. Как говорится, рада бы в рай, да грехи не пускают! — Божена усмехнулась. Я все еще никак не мог сообразить, куда она клонит. Но кузина продолжила:

— По-моему, квартира в Михайловском замке может стать единственно надежным пристанищем для Вареньки. Государь этому обществу благоволит, да и собрания посещает достаточное количество гвардейских офицеров, чтобы вступиться за женщину. Никакой Радевич там ее не достанет. Дело только за баронессой, у нас с ней слишком напряженные отношения, чтобы она согласилась, но я постараюсь, — заверила меня кузина. -Тебе-то эта идея нравится? — спросила она меня.

Конечно, я не особенно доверял сектантам, но иного выхода в голову мне не приходило, и я возражать не стал.

— Ну что же, на этом и порешим, — сказала, вставая с кресла, Божена. — Думаю, что к вечеру этот вопрос будет улажен. Иди к своей Вареньке!

Маша проводила меня в комнату, отведенную Варваре Николаевне. Я легонько ткнул дверь, и она приоткрылась. Я снова застал ее за молитвой перед кивотом с образами в золоченых окладах. Под ними тихонечко теплилась лампада.

«Пресвятая Троица, помилуй нас; Господи, очисти грехи наши; Святый, помилуй и исцели немощи наши, имени твоего ради»! — читала она.

Варенька прервалась на секунду и снова зашептала: «Утешитель, Душа истины, который есть везде и все наполняет, Сокровищница благ и жизни Податель…»

Наконец, Варвара Николаевна меня заметила.

— Я так испугалась, — вздохнула она.

— Скоро все будет позади, — пообещал я ей. — А пока собирайтесь!

— Куда? Божена выгоняет меня?

— Нет, мы едем на Большую Садовую в первый департамент Управы благочиния к квартальному надзирателю Медведеву, -ответил я.

— Зачем? — изумилась Варя.

— Делать заявление о нападении.

Медведев встретил меня, как всегда, деланно любезно и расшаркивался, как мог, но даже Варенька заметила ту неприязнь, которая просвечивала в каждом его слове и взгляде. Он записал все со слов Варвары Николаевны, обойдясь практически без вопросов, объяснив такое доверие к потерпевшей своим личным расположением ко мне, и пообещал нам всяческое содействие в поимке преступников. Однако я такой цели не преследовал, намереваясь разобраться с Родионом Михайловичем самостоятельно. Мне казалось, что главное — это выиграть время и не позволить Радевичу укатить за границу. Хотя мой друг Аллан Рид также был мною предупрежден письмом и в любом случае денег бы Родиону не выдал. Но оставались еще сокровища, препрятанные этим новоявленным Крезом в России. О них-то я и хотел позаботиться, обеспечив преступнику заслуженное возмездие. Каторгу я ему пророчил, сибирские рудники. До чего же насмешлива Фортуна! Я ведь уже в те дни начал свое сотрудничество с главным розенкрейцером Петербурга князем Трубецким, не подозревая, чем это обернется в дальнейшем. Да если бы и догадывался, разве бы поступил иначе? Видно, кому уж что на роду написано. Добавлю только, что общался я с ним по делу совсем иного рода, нежели изыскание наполеоновских денег!

Спустя некоторое время мы вернулись домой к Божене, в ожидании которой Варя мне рассказала во всех подробностях о покушении, которое на нее было произведено.

— Вы узнали человека, который хотел затащить вас в карету? — осведомился я, разглядывая настенные часы.

— Он был в маске, — сказала Варя.

— Так, значит, не узнали?

— Я этого не говорила, — возразила она.

— Вы бы не могли выражаться яснее? — попросил я ее.

— Я не сомневаюсь, что этот человек — господин Радевич.

— Но вы же не видели лица! — неунимался я.

— Но я узнала его руки! — воскликнула Варвара Николаевна, — когда этот мерзавец сомкнул их у меня на горле. -У него удивительно холеные руки, он ухаживает за ними щепетильнее женщины. Всякий раз, когда он представал у меня перед глазами, я видела его с изящной пилочкой для ногтей, итальянской работы.

— Тем не менее это еще не доказательство, — настаивал я, желая убедиться наверняка, что Радевич уже в Петербурге. — Вы могли и ошибиться.

Варя обиженно пожала плечами:

— А ведь раньше-то вы мне верили!

— Я и сейчас вам верю, — сказал я чистую правду. -Просто желаю докапаться до истины!

— Я узнала и экипаж, — упорствовала Варвара Николаевна, кутаясь в шерстяную шаль. Невзначай она заметила, что уже не мешало бы было разжечь камин. — И рысаков, — продолжала она, — и даже кучера! Родион Михайлович окликнул Евсея по имени, — добавила Варя. — Да и голос Радевича мне сразу же показался знакомым, он велел мне молчать, прошипел по-французски: «Tais toi!..»

Сомнений не оставалось, Радевич уже был в Петербурге. Вздрогнула кружевная занавесь, заволновалась воздушным морем, запахло пачулей и вербеной, в приемной появилась хозяйка, Божена Феликсовна Зизевская. Выглядела она усталой, словно разговор с баронессой ее несказанно утомил. Очень редко мне доводилось встречать свою энергичную кузину в подобном состоянии. Я даже рассмотрел тонкую паутинку морщин в нежных уголках ее глаз. Она развязала ленты на шляпке, сняла ее, обнажив золотистую голову, и положила «кибитку» на консоль, а только затем поздоровалась и присела в кресло, лишь на одно мгновение сверкнув ажурным чулком, и тут же оправила визитное платье.

— Баронесса Буксгевден дала добро, — наконец, сообщила она.

— Я надеюсь, такое решение вопроса обошлось для вас малой кровью, — осторожно промолвил я.

— Я бы не сказала, — призналась Божена Феликсовна. -Баронесса припомнила мне все старые обиды и все же решилась-таки оказать благодеяние.