— Переодеть её.

Тут глаза лезут на лоб не только у отца, я слышу, как птичка резко вдыхает, явно ожидавшая, что буду продолжать ломать комедию. Вот только это нифига не про меня, а папаше давно пора начать видеть очевидное.

— Что? — не выдерживаю его недоумевающего взгляда. — Ой, скажи ещё, что не видишь со своего места, какого цвета у неё нижнее бельё!

— Егор! — прилетает одновременно с мощным ударом по спине.

А за тем вторым и третьим. Птичка во всю колотит меня по спине, наивно рассчитывая, что это может хоть как-то помочь освободиться. Не тут то было, как стоял так и стою, наблюдая, насколько интенсивно лицо отца багровеет.

— Серьёзно, Егор, отпусти меня! — не выдерживая, кричит Лина. — Я уже сказала тебе, кого будешь переодевать! А у меня сейчас уже мозг взорвется! Это между прочим опасно, если ты не знал, недоумок!

— Егор, отпусти, Лину, — подключается следом отец грозно.

А мне снова прилетает по спине, но я её игнорирую, понимая, что могу переиграть всё в свою пользу.

— Если ты сам лично проследишь, чтобы она в этом наряде не вышла из дома! — ставлю условию отцу, потому что точно знаю, как он относится к Лине.

И он не подводит, я вижу, какой скептический взгляд он кидает в сторону её голых ног. Я даже не жду его согласия, и так оно у меня уже есть. По тому ставлю Лину на ноги, как раз перед тем, как мне прилетел бы ещё один удар в спину. Вот только неожиданно он прилетает мне в плечо. Со спутанными волосами и раскрасневшаяся от ярости Лина пытается поджечь меня ненавистным взглядом, едва сдерживая в мой адрес ругательства, стискивая губы в тонкую линию. А мне от этого только смешно. Неугомонная, даже вспомнить не могу, когда видел её такой живой и эмоциональной. А ведь она ещё даже не знает, что я сдал все позиции. И при том ведёт себя совершенно иначе. Мне бы тут галочку для себя поставить, но ярое возмущение Лины сбивает все мысли. При том, что в шоке от её интонации не только я.

— Я же могу пойти в универ, в чем хочу? — это даже не вопрос с её стороны, звучит так, будто неоспоримый факт.

О, ещё какой оспариваемый, птичка.

Вот только спрашивают не меня. Смотрю на отца упрямо и выжидающе. Только попробуй сказать ей “да”. Серьезно, последнее, что мне надо, это высказать отцу, какой он мудак. Но бинго — кажется, глава семейства и сам не в восторге. Вижу по глазам, что “ещё как” не одобряет. Ещё бы, он сам кому хочет яйца натянет, если хоть один упырь поведёт их в сторону его любимой принцессы. Но тут что-то идёт не так. Отец мнётся?

— А… ты уверена, что тебя вообще пустят в таком виде на учёбу?

Да ну нафиг. Что за хрень?

Я не успеваю ответить. Конечно, её не пустят. Вот только не администрация, а толпа парней, которые только и ждут, что меня грузовик переедет, и они наконец смогут подкатить к птичке.

Лина закатывает глаза, опережая меня.

— Я нормально одета, — да ещё и голос на отца повышает, выказывая своё недовольство, и кажется офигеваю не один я.

Отец едва ли челюсть не теряет от её резкого тона голоса и смотрит на меня. Мол тоже спрашивает, что за фигня?

Сам, па, в шоке. Кошусь в сторону птички, уже совсем иначе оценивая брошенные ранее слова. Тогда я не мозгом думал, а тем, что пониже. Сладкий запах её кожи сработал, как нейтрализатор, к чертям отрубая рассудок. Мне нравилась её дерзость. Такая живая, не защитная, как обычно, а вызывающая. Она горела ей. Была ей, что я буквально забылся, о чём вообще идёт речь. Мне хотелось только ещё больше распалить этот огонь в ней, даже не подозревая, что на самом деле упускаю главного — Лина поменялась. Взгляд ненароком скользит по её голым, золотистым ножкам.

Идиииооот.

Какого чёрта, я это не увидел в ней сразу?

Она больше не боится меня.

И пока я щёлкаю лицом, пялясь на неё недоумевающим взглядом, Лина резко обходит меня, ещё и задевая плечом. Почти бегом спускается с лестницы, подхватывая на ходу сумку, и уже около отца приостанавливается, но только чтобы наградить его по-настоящему презрительным взглядом.

— Я на учебу опаздываю, — не ждёт одобрения с его стороны и сразу к двери, так же пылко распахивая её и с грохотом закрывая.

Я же прихожу в себя лишь с очуметь каким шокированным отца:

— Что за херня, Егор?

Самому интересно. Тут же несусь вниз, игнорируя отца, когда в мою грудь впечатывается сильная рука, не дающая двинуться дальше.

— Ополоумел? — вопрошает тот, отталкивая назад.

А я резко зверею, не сразу понимая, что рычу на отца. А ещё забывая, что порода Каймановых одна и та же. Отец смотрит волком, глаза испепелить готовы, когда он сжимает руку на моём горле.

— Что ты натворил, идиот?

Вау, да кто-то кажется глаза наконец раскрыл.

— То, что ты давно должен был сделать, — бросаю сквозь зубы, отшвыривая от себя его руку. Разом выщёлкивает. Да и чему удивляться, во мне давно вся эта хрень кипит, да только случая никак не выпадало. Можно считать выпал, раз он решился на разговор. — Ты только языком треплешь, что Марина давно была не в себе, но нихрена не предпринимаешь. Точно также, как с матерью. Пока она не начала резать себе вены, ты не предпринял ни одной попытки, чтобы ей действительно помочь и положить в клинику, а тупо приплачивая врачам, чтобы они делали твою жизнь удобной! — Отхожу от него дальше, смотря на него, как на самое отвратительное существо в этом мире. — Ну как же это Эдуард Кайманов признает обществу, что уже вторая жена сходит с ума от жизни с ним? Лучше притащить в дом третью и трахаться с ней за стенкой и ждать, когда жена сама тебя избавит от себя, чтобы тебе было удобно.

Отец прожигает меня ядом своего взгляда, обещающего, что просто так мне с рук это не сойдёт, а мне уже по херам. У меня одна плата — его выражение лица, которое стоит всего, что могу потерять. Тут просто ирония в том, что терять то мне больше нечего.

— Не благодари, я сделал за тебя грязную работу.

Бросаю на последок и вновь собираюсь обойти его, чтобы остановить Лину, что уже, скорее всего, упущено,