Разложень — страшное, жуткое существо. В его власти чудовища, ожившие мертвецы, злые колдуны, это да… Но зайцы??? Где Разложень, и где зайцы… На диаметрально противоположных концах очень длинной пищевой цепочки.

Лихоман, мир его упертой Пендалем Пажопье шкуре, тоже служил Разложеню. Да и четвертого, так же, как и всех его братьев, ожидала подобная участь. Жизнь злобного моба с призрачной, но вполне осуществимой возможностью выбиться в боссы. Ну, или хотя бы в боссики. Впрочем, колобок вовсе не жалел о случившемся. Константина он искренне полюбил и зауважал, а вот Лихомана, готового в любой момент пожрать своих отпрысков, откровенно боялся.

Лихоман, гули, вампиры, варги, муитроны, путроны, умертвия… Это да. Это все он, Разложень. Плюс глобальные проклятия. Навроде той же самой Тьмы. Но зайцы… Не укладывались служащие абсолютному злу пушистики в систему колобочьего миропонимания.

— Ми! — сказал колобок. Всплеснул ладошками. Распределил очки, выбрал умения. Посмотрел на бессознательного зайца, нехорошо улыбнулся.

— Ми-ми. Ми-ми-ми. Ми.

А это уже примерно означало: «Ну все, допрыгался, Косой. Сейчас я тебе песенку спою. Жопа тебе, короче».

…

Скакать на зайце гораздо веселее и быстрее, чем катиться самостоятельно.

К имеющемуся умению «Трепет» добавились еще «Гипноз», «Страх» и «Диарея». Кроме того, существенно, увеличилось время контроля и дальность поражения. Колобок был счастлив.

Загипнотизированный заяц понимал мимимикание и четко выполнял команды. Кроме того, знал лес, как свои пять… хм… четыре лапы. И резво несся в сторону дороги, ведущей к погосту.

Расслабился колобок, потерял бдительность. А заяц, будучи не в себе, вообще не обращал на окружающее никакого внимания. Серое нечто выскочило из кустов и врезалось в круглого всадника.

Колобок, свалившись с упавшего зайца, покатился и стукнулся о дерево, перестал мимимикать, и заяц мгновенно очнулся. Увидел оскаленную волчью пасть и напустил лужу.

— Ну вот мы и встретились, косой… — прорычал волк. — Помнишь меня?

— А… в… т… ты?

— Ага, я. Я!!! Тот самый щенок! Только подросший! Которого из-за твоего ушасто-клыкастого стада и пенька с бафом на силушку и ловкачество из стаи выгнали… Наконец, ты один… Вывела кривая, дожда-а-а-ался!

— Я… не я… Это не я был. Волк, а волк… Отпусти меня, а? Я ведь не специально…

— НЕ СПЕЦИАЛЬНО??? — волк, казалось, прямо сейчас был готов разорвать серого. — Да ты понимаешь, какой это позор??? Волка… ВОЛКА!!! Зайцы отпинали! Чуть было насмерть не убили! Позор стаи. Именно такое мне дали имя… Позор Стаи!!!

Глаз волка задергался, дрожащий заяц вжался спиной в дерево. Колобок метрах в пяти-шести от этого места медленно очухивался.

— Серый… Серый, не это… не того… Не злись. Не надо. Я вот. Я тебе… Тебе я… Вот, я тебе колобка подарю!

— Какого колобка, Разложень тебя дери? Я буду мстить! Сейчас отгрызу тебе лапу. Завтра еще одну! Ты до-о-олго, о-о-очень долго подыхать будешь! И клянусь Хозяином…

— Я тоже, тоже Разложеню служу!!! — истерично заверещал заяц. — Да приедет Тьма его, да поразит она паразитов! Ё!!!

— Ё? — удивлённо переспросил серый.

— Ё. — Подтвердил косой. — Пароль у нас такой. Ё! Тебе не сообщили?

— Не-е-ет, — протянул волк. Сел. По собачьи почесался, склонил голову набок. Задумался, кивнул сам себе. — Но это неважно. Я тебя все равно кончу.

Колобок очухался и смело направился к волку. Терять скоростного, хорошо ориентировавшегося в лесу рикшу-зайца он не хотел.

— Ми! Ё!

— Ой… Так оно живое? А я-то думаю, чего это ты, покойничек, перевозишь?

— Ми-ми!

— Э…

— Колобок это. Страшный зверь. — И заяц обреченно прикрыл косые глаза длинными ушами.

— Колобок, колобок, а ведь я тебя съем.

Шарик немного повернулся боком и показал волку маленький кукиш.

— Ах ты… — рыкнул волк.

— Ми-и-и-им-м-м-м-м-м-м-м-м-м… — затянул четвертый. Глаза шестнадцатиуровневого волка закатились, он расслабился. А заяц, напротив, понял, что в данный момент на него никто не обращает внимания. Подорвался и, прямо с положения сидя, в один прыжок скрылся в кустах.

…

На волке скакать было даже удобней, чем на зайце. Не так швыряло и качало. Кроме того, хоть серый и был немного медленнее, компенсировал этот недостаток высокой стойкостью.

Четвертого немного расстроило то, что он мог единовременно контролить гипнозом лишь одно существо. И вынужден при этом постоянно тянуть «ми-им-м-м-м-м-м-м…». Ну, да ладно, может позже прокачается абилка.

Теперь он был аккуратнее и постоянно оглядывался. И, наверное, вовремя заметил бы медведя, встреться тот на пути. Но медведь не встретился. А свалился с дерева, прямо на круп несущегося во весь опор волка.

Медведь, выражение морды которого говорило о том, что и для него эта встреча являлась неожиданностью, плюхнулся волку на хребет, позади колобка. И даже немного прокатился на сером спиной вперед, пока волк не упал без сил из-за перегруза.

— Ой, ё-ё-ё-ё… — простонал медведь, выпучив глаза.

— Ми-ми? — раздраженно спросил колобок. Неужели весь лес Разложеню служит?

— Да, это… Зайца доставал. Вон, висит. Тока, это… Сорвался. Упал. Это ведь шишень, ему это… щекотно стало. И он меня, это… стряхнул…

Колобок посмотрел вверх, и действительно… Метрах в десяти-двенадцати над землей, на одной из могучих ветвей сидел грустный, худой, ожидающий неминуемой смерти заяц. Не тот, на котором он скакал, гораздо меньше, и морда лица тупая, а не озабоченно-злобная.

— Ми-и-и…

— А я откуда знаю? Деда этого знаю, да. Он так, это… нормальный. Только вот клинит его иногда. Он… Эта… Того. Ветеринар.

— Ми?

— Да не… Никого не лечит. Он, эта… Воевал. Воем по молодости был в дружине… И это… Ну…

— Ми-ми?

— Ну, ветеран, какая разница? Это… Инвалид, во.

Волк во время этой беседы пришел в себя и потихоньку, чтоб не заметили, хромая, пополз в кусты. Да, хромать можно и прижавшись пузом к земле. Не верите? А вам на копчик медведь с дерева падал? Ну вот, как наметится такой опыт, немедленно делайте селфи, жутко хочу посмотреть.

— Ты это… Кто таков?

— Ми-ми! Ми. Ми-ми-ми…

— Ты от них ушел? И от зайца ушел? И от волка… А, это… где он, кстати?

Колобок оглянулся. Волк исчез, как и не было. Вздохнул.

— Ми-и-им-м-м-м-м-м-м….

Рыцарь ворвался в ряды цвергов, как ураган, как наказание Господне. Он был счастлив наконец-то оказаться с врагом лицом к лицу. Вернее, пахом к мордочке.