Рыцарь призадумался.

— А говорящие зайцы в этих лесах — норма?

— Всякое случается… А что?

— Да вот, в первый раз вижу, чтобы зайцы по-человечьи говорили… Не было у меня дома такого. Не говорили бессловесные твари. Потому бессловесными и называются.

— Это все Разложень, лопни его селезенка… — Отец Ставросий перекрестился. — Покарает его Господь. От его колдовства черного миропорядок изменяется. И мир божий не таким становится, каким его Создатель задумал.

— Так заяц — слуга темных сил?

— Скорее, результат эксперимента… Ладно, чего уж там… Пошли, не станет скоро этого зайца. Не в нем дело. А в Разложене. Колдуна этого я лично приби… Хм… Ну… Покарать. Мда… Покарать, во имя Господа, хочу. Многие уже пробовали, да не вернулся никто. Но они воины были. А супротив света истинной веры не выстоять этому злодею!

— Святой отец! Я как защитник веры, рыцарь, крестонесущий воин прошу вашего позволения сопровождать…

— Остынь… Не сейчас это еще. Да и не тебе с ним тягаться. По крайней мере пока. Даст Господь, подвигнет на благое дело — буду иметь в виду.

Заяц между тем заложил широкую дугу и пронесся рядом с отрядом еще раз, ругаясь пуще прежнего. За ним, вывалив языки, бежали шесть дюжин волков.

В течении минут двадцати заяц перебегал дорогу отряда еще раз восемь. Волки от него не отставали, но и нагнать не могли.

Облокотившийся на дерево, дабы дать отдых больным ногам, десятник вдруг отпрыгнул, да так резво, будто разом исцелился.

Из-под корней высунулась большая волчья морда с затравленно бегающими глазами. Серый мех свалялся, левое веко дергалось, а губы над клыкастой пастью еле слышно шептали: «Только не ми-ми-ми! Только не ми-ми-ми!!!»

— Да что у вас за непотребство в лесу творится? — вскричал рыцарь. — Волк тоже разговаривает!

— Я больше не буду, — сказал волк. — Только тише… а то… Вдруг он где-то рядом?

— Кто?

— К… колобо-ок! — на последнем слоге волк дал петуха. Видно, досталось бедняге, подумал Полбу. Он уже жалел некогда гордого зверя.

— Вылезай. Никто тебя не тронет. Вон, гляди, — он указал на в очередной раз с громкими матами промчавшегося мимо зайца и порядком подуставшую за время погони стаю. — Развлекись. Поохоться.

Волк слегка высунулся, разглядел косого и со стоном спрятался вновь.

— Этот заяц… Снова он… Из-за него! Из-за него все беды! Чтоб ему пусто было! Очень прошу… Идите своей дорогой, ну или прибейте уже… Сил моих больше нет!

— Ваша милость, — сказал Пендаль. — А можно я попробую?

— Ну давай, — разрешил барон.

Пендаль буквально за три минуты все выяснил о нелегкой судьбе серого. Волк-одиночка, изгнанный из стаи с позором, вот, кто им попался. Волк, очень даже не слабый, и не трусливый. Просто невезучий. Он и Разложеню начал служить в надежде прервать цепь неудач, запущенную именно вот этим зайцем-матершинником.

Но помимо задранного интеллекта, дара голоса и кучи противных всему живому заданий ничего от Повелителя Тлена не получил. То могилу разрыть, то гнилую кость найти, то какую-нибудь дрянь на старом кладбище спрятать. Вот и все. И никакой помощи, никакого уважения. Зато теперь он на равных мог противостоять мега-зайцу. И постоянно искал с ним встречи.

И вот, когда волк уже почти поймал своего старого обидчика, пошедшего в услужение к Разложеню уже очень-очень давно, одним из первых, по жизненному пути волка многотонным катком прокатился колобок.

Подорванная невзгодами и лишениями психика дала трещину.

А недавно, буквально вот с полчаса назад, на него упал медведь. Только вдуматься. Огромный лес. Сплошь из деревьев. Медведи сидят далеко не на каждом, между прочим. И падают совсем не регулярно. Можно сказать, вообще почти никогда. И тут такое везение!

Медведь оказался именно той самой соломинкой, что ломает спину верблюда. Ну, в данном случае — волка. Нет, волк не остался инвалидом первой группы, он кое-как мог ходить, и со временем ноги заживут совсем. Но не разум.

Как на грех, данный, конкретный волк уже не совсем животное. Гораздо ближе к НПС, чем к обычным мобам. И теперь… Теперь он лежал в старой барсучьей норе, одновременно жалел себя, боялся, хотел умереть и рефлексировал.

— Так куда, говоришь, он на медведе уехал? — спросил Пендаль.

— Туда, — кивнул волк в сторону широкой просеки. — Только вы туда не ходите. Этот колобок… Он страшен. Он… бррр… Я такое чувствую только когда с Хозяином встречаюсь.

— С Разложенем что ль?

Волк аж передернулся.

— Нельзя говорить это имя! Не нужно. Но… Знаете. Уволюсь я от него. Если выживу. Снова в санитары леса пойду.

…

Медведь как транспортное средство был не очень. Мягкий, это да. Но медленный, да и трясет на нем.

Колобок, напевая, ехал и мечтал о скорой встрече с рыцарем. Столько всего нужно рассказать, стольким похвастаться, о стольком пожаловаться! И пусть барон его пока не понимает, но колобок решил в ускоренном темпе овладевать человечьей речью. А что? Лихоман же смог.

Нет худа без добра.

Шум, треск и гром, производимые мишкой, распугали большинство лесных обитателей. И двигались они без непредусмотренных задержек, хотя и неспешно.

Только колобок так подумал, медведь остановился и зарычал.

Колобок сначала не понял, а что, собственно, произошло? Чего стоим, кого ждем? И тут, будто из-под земли, выросли облезлые лисьи фигуры. Четвертый присмотрелся и в испуге мимикнул. Фигуры не просто облезлые… Они полуистлевшие. И откуда взялись? Не было же никого!

Раз, два, три… Принялся считать колобок. Но сбился на третьем десятке, лисы не стояли на месте, а постоянно перемещались, беря медведя в кольцо. Тот лишь рычал и крутился на месте, пытаясь держать сразу всех в зоне видимости.

Колобок присмотрелся… Тридцатый уровень! А его медведь — тридцать пятый. Но их много. Ну ничего. «Сейчас я им песенку спою», — усмехнулся колобок про себя.

— Ами-ми-ми-ми-и-и-и-инь!

Зомби-лисы даже не почесались, а четвертый получил уведомление о невозможности контроля и использовании магии страха и разума по отношению к мертвым. Нет у них страха. Отбоялись уже. Резист стопроцентный. Диарею на них напустить он даже пробовать не стал.

Вместо этого пришпорил медведя и громко, панически замимикал. Но медведь не побежал. Да и не ушел бы он от лис, они много шустрее, пусть и дохлые. Гипноз слетел, и Михайло Потапыч осознал себя.

— Эта… что эта… где эта… ой, ё-ё-ё!

И медведь громко пукнул.

— Ты куда нас привел, круглый? Ты зачем? Ты эта… вроде, голова. А пустая.

— Ми-ми!!! Ми-ми-ми!