Минут десять спустя мы мчались к аэродрому.

Блинов, когда я сообщил ему, что этих двух офицеров в доме нет, что они ушли ночью через соседний участок, заморгал своими пушистыми ресницами, как ребенок, у которого отобрали игрушку или обманули. Затем, вздохнув, полез в кузов и тотчас уснул. А я трясся в кабине, систематизируя и переписывая с клочков бумаги каракули Таманцева — словесные портреты Николаева и Сенцова.

Из отдела контрразведки авиакорпуса я позвонил по «ВЧ» в Управление. Поляков — он устроил бы все без меня — находился где-то в Гродно, и я продиктовал текст запроса дежурному офицеру.

— Кто подписывает? — спросил он.

Этого я и сам еще не знал. Чтобы не беспокоить генерала, я попросил соединить меня с его заместителем, полковником Ряшенцевым.

Тот выслушал меня и, чуть помедлив, сказал:

— Есть свежее разъяснение, что не следует злоупотреблять литерами «Срочно!» и «Весьма срочно!». Применять их надлежит лишь в экстренных случаях. У вас же оснований для экстренности я не вижу. Обыкновенная проверка. Запрос я подпишу, но только обычный...

Я знал: на обычный запрос ответ может быть через трое или даже четверо суток, что нас никак не устраивало. Мы не могли ждать, и я прямо сказал об этом.

— Ничем не могу вам помочь. — Полковник положил трубку.

Тут я невольно позавидовал арапству Таманцева. Он в случае надобности мог не моргнув глазом действовать от имени хоть маршала, хоть наркома, нисколько не опасаясь последствий, а потом еще с обидой, если не с возмущением, уставиться на тебя: «Ну и что?! Я же не для себя, а для пользы дела!»

Я опять соединился с Управлением; не хотелось, но, как ни крути, приходилось обращаться к генералу.

— Он занят, — сообщил мне дежурный.

— Доложите: по срочному делу, — потребовал я. — Алехин от Полякова.

Прошло, наверно, около минуты, прежде чем в трубке раздался окающий, грубоватый голос Егорова.

— Что там у вас? — вроде с недовольством спросил он и, хотя я рта не успел открыть, предупредил: — Тише. Не так громко.

Я вспомнил, что у его аппарата сильная мембрана, и сообразил: в кабинете кто-то посторонний и генерал не желает, чтобы слышали, что я скажу. Тем лучше: если там кто-то сидит, не будет вопросов и разговора по существу дела — пока нет результата, они неприятны.

Я начал объяснять, успел произнести каких-нибудь три фразы и тут же услышал, как по другому телефону он приказывает дежурному офицеру: «Поставьте мою подпись под запросом, переданным Алехиным. Литер — «Весьма срочно!». Ответ в Лиду. Передайте без промедления!»

Властности в его голосе вполне хватило бы на пятерых генералов. Стальная категоричность и безапелляционность. Особенно впечатляюще прозвучало «без промедления» и «весьма срочно». Указания же насчет этого литера его будто и не касались, он даже не выслушал мои обоснования.

— У вас все? — спросил он меня затем.

— Да.

— Вы хорошо зацепились, надежно?

— Как сказать... — неопределенно проговорил я; у меня защемило под ложечкой: полагаясь на Полякова, он, очевидно, не вникал в обстоятельства дела и считал, что мы ведем разыскиваемых и возьмем их сегодня или завтра, как только выявим их связи, а у нас практически ничего не было.

— Не теряйте время! Лишне вокруг да около не ходите. Вы меня поняли?

— Да, — с трудом вымолвил я.

— Я жду результат! — по своему обыкновению, вместо «до свиданья» сказал он и тотчас отключился.

ЗАПИСКА ПО «ВЧ »

«Егорову

В тексте перехвата по делу «Неман» от 13 августа Вильнюс обозначен как «Вильно». Матюшин».

ЗАПИСКА ПО «ВЧ»

«Срочно!

Лида, Алехину

Сравнительным исследованием фонограмм перехватов по делу «Неман» от 7, 13 и 16 августа установлено наличие в разыскиваемой Вами группе двух квалифицированных радистов. Анализ индивидуальных особенностей передачи и радиопочерков свидетельствует, что один из них (перехваты от 7 и 13 августа) окончил радиоотделение Варшавской разведшколы в местечке Сулеювек, а второй (перехват от 16 августа) обучался в Кенигсбергской школе абвера у старшего инструктора Адольфа Клюге.

Учтите эти обстоятельства при проведении розыска. Егоров».

ЗАПИСКА ПО «ВЧ»

«Егорову

Управлением контрразведки 2-го Белорусского фронта 11 и 14 августа с. г. захвачены немецкие агенты-парашютисты Пужевич Василь, Каминский Александр, Олешко Андрей, Мацук Иван и Артюшевский Петр, окончившие разведывательнодиверсионную школу в местечке Дальвитц близ Инстербурга.

Обеим группам, в ночь на 1 августа переброшенным в тылы фронта под видом военнослужащих Красной Армии с заданием оперативной разведки, было приказано:

а) связаться с агентурой, оставленной противником, и активно использовать ее в шпионских целях;

б) собирать и передавать шифром по радио сведения о передвижениях и районах сосредоточения наших войск, для чего под маской находящихся в командировке офицеров фланировать на важнейших железнодорожных и шоссейных коммуникациях Белорусских фронтов, ведя постоянное визуальное наблюдение и прислушиваясь к разговорам на станциях и в местах скопления военнослужащих;

в) добывать советские воинские и гражданские личные документы;

г) захватывать одиночных офицеров и сержантов Красной Армии для их допроса с последующим уничтожением.

Согласно показаниям арестованных агентов-парашютистов, подтверждаемым закордонным источником, в Дальвитцской разведшколе абвера создано специальное отделение, где обучаются настроенные антисоветски лица белорусской национальности, имеющие военный опыт и хорошее физическое развитие.

В апреле—июле сего года на этом отделении прошли интенсивную агентурную подготовку 48 человек, отобранные из новогрудского, барановичского и слонимского батальонов, сформированных немцами при мобилизации в так называемую «белорусскую краевую оборону» в марте месяце сего года. По окончании обучения 27 агентов, наиболее скомпрометированных пособничеством оккупантам, были направлены на закрытый аэродром абвера под Кенигсбергом, где после экипировки в форму военнослужащих Красной Армии и разбивки на группы по 3—4 человека помещались в отдельном бараке в ожидании переброски.

По имеющимся у нас данным, в первых числах августа с. г. среди других через линию фронта должны были быть переброшены группы, возглавляемые бывшим командиром новогрудского батальона БКО Борисом Рагулей и ярыми антисоветчиками, националистами Степаном Радько и Олесем Витушкой.