Ричард впервые совершенно не мог сосредоточиться на работе, погрузиться в нее и разумом, и душой, и все потому, что предмет изображений и без того занимал его разум — целиком и полностью. Да и душу, пожалуй, тоже. Джиллиан.

Он пинком отбросил в сторону табурет и принялся расхаживать по студии, отказываясь хотя бы искоса взглянуть на портрет. На глаза, которые преследовали его: то укоризненные, то влекущие. Подсознательно Ричард понимал, что искусная живопись способна создавать подобные эффекты, но сейчас он предпочел бы оказаться бездарным дилетантом. Ему стало бы легче.

Как мог он быть таким трусом? Конечно, он был прощен за свои слова, но не набрался храбрости признать правду. Если одного из них и можно было бы назвать продажным, то, безусловно, не Джиллиан. Она всего лишь пыталась получить то, что ей нужно, без каких бы то ни было дополнительных условий. Это он хотел продать себя подороже. Жениться в обмен на половину состояния, да еще получить в придачу то, чего она не намерена была предлагать. А что он мог предложить взамен? Имя? Ричард досадливо хмыкнул, подошел к столу и порылся в дебрях своих житейских принадлежностей. Была ведь где-то бутылка бренди? Его имя стоило не дороже того времени, которое понадобилось бы, чтобы нацарапать его на листке бумаги. Разумеется, он делал все возможное, чтобы восстановить честь древнего и благородного рода Шелтонов, вернуть ему место, занимаемое графами Шелбруками до того, как его отец втоптал достоинство их семьи в грязь.

Состояние, промотанное отцом, принесла в семью мать Ричарда — приданое и наследство, поддержавшее уже пошатнувшееся финансовое положение Шелтонов. Разве отец женился на матери не по этой лишь причине?

Ричард нашел бутылку и жадно глотнул прямо из горлышка, но даже обжигающее действие спиртного не уничтожило неприятный вкус во рту.

Кровь отца…

Ричард вытер рот свободной рукой и невидящим взором уперся в пятно краски на стене. Его отец женился из желания улучшить свое положение, ни больше ни меньше.

…в жилах сына.

Ричард стиснул бутылку так, что побелели костяшки пальцев. В чем же разница между действиями отца и его собственными?

Синий паук пульсировал угрожающе.

Ричард приподнял бутылку и тотчас опустил. Не следовал ли он сам по стопам отца до тех пор, пока…

Пока у него не осталось выбора.

Пока смерть отца не изменила коренным образом его жизнь. Ричард медленно опустил бутылку еще ниже.

Пока человек, каким он должен был стать, силой обстоятельств не был вынужден превратиться в кого-то другого. Такого, каким отец его не ожидал увидеть. Каким он сам себя не ожидал увидеть.

Мужчиной, стоящим в верхней строчке списка..

Странное чувство успокоения снизошло на Ричарда. Он поставил бутылку на стол так осторожно, словно она была из лучшего хрусталя. И такая же хрупкая, как то, что он неожиданно осознал.

Он ошибся.

После смерти отца у него был выбор. Он мог принудить Эмму выйти замуж. Бросить сестер. Перестать интересоваться ими, Шелбрук-Мэнором и людьми, которые жили на его земле. Мог продолжить свой бесчестный, лишенный смысла путь — существование в долг, игра и все, что из этого следует.

Кровь отца текла в его жилах, это верно, и, возможно, он унаследовал некоторые отцовские черты характера, однако все же не был полностью таким, как отец. Тот жил, руководствуясь собственными слабостями, и позволил им разрушить свою жизнь и разорить детей.

Ричард предпочел избрать другую стезю. В этом и заключалась разница между родителем и отпрыском.

Сцепив пальцы на затылке, он принялся смотреть в высокое окно на светлеющее утреннее небо.

Во всяком случае, благородства в нем больше, чем он сам ожидал. Иначе он принял бы руку Джиллиан прошлым вечером, прежде чем зашел, так далеко, что не смог устоять перед искушением. Если он из самолюбия настаивал на том, чтобы в браке она делила с ним супружеское ложе, то что же вынудило его помедлить с получением желаемой награды? Джиллиан явно преодолела свои страхи, чем бы они ни были вызваны, и нет сомнения, что Ричард ей желанен. Так же, как и она ему. Даже сейчас он испытывает вожделение. Он готов, владеть ею… всегда?

Он мог бы получить Джиллиан и ее наследство немедленно, для этого надо всего лишь оформить разрешение на брак и произнести несколько вполне бессмысленных обетов.

Пропади оно пропадом, но ведь он ничего не знает о Джиллиан! За исключением ее отклика на авансы Туссена. Каждый раз, как Ричард думал о ее незначительном сопротивлении этим авансам, в нем вспыхивало раздражение. Эта женщина не боролась даже ради приличия! Разумеется, то был его собственный план, но он не оказался столь удовлетворительным, как он рассчитывал.

Скорее всего уже настало время прекратить сеансы позирования. Туссену более нет нужды пытаться соблазнить Джиллиан, поскольку Ричард уже в этом преуспел. Впрочем, поскольку она нашла в художнике поверенного ее переживаний, нет ничего худого в том, чтобы узнать, что на уме у этой лисы.

Нельзя, увы, сказать, что сам Ричард имел четкое представление о том, что на уме у него самого. Он даже в точности не знает, чего хочет, И как добиться желаемого.

Нет, совершенно необходимо разобраться в путанице мыслей и чувств, да и во многом другом. И разобраться в таком месте, где за каждым его движением не будут следить завораживающие синие глаза. Занятия живописью всегда подстегивали его логические способности, но не тогда, когда сам портрет сделался предметом его нравственных страданий.

Существует множество дел, которые могут служить той же цели, и более чем достаточно их ждет его в Шелбрук-Мэноре. В последнее время он бессовестно пренебрегал заботами об имении, чересчур погрузившись в перипетии карьеры Туссена. А потом началась вся эта история с Джиллиан.

Высшее общество не более снисходительно по отношению к графу, занимающемуся физическим трудом, чем к титулованному джентльмену, зарабатывающему на жизнь живописью. Точно так же, как никогда не поймет, почему мужчина в его положении медлит жениться на женщине, чье состояние избавит его от подобных занятий до конца дней.

Ричард с досадой вздохнул. Он и сам хотел бы понять это.

— Ричард уехал, — сообщила Эмма, поднимая глаза от записки, которую держала в руке.

— Как это понимать — уехал? — спросила Джиллиан, недоверчиво сдвинув брови.

— Тот же самый чумазый мальчишка принес еще одну записку, миледи, — с откровенным неудовольствием объявил Уилкинс.

Джиллиан бросила на него нетерпеливый взгляд. Уилкинс пожал плечами, как бы давая понять, что это не его дело, если корреспонденция в Лондоне опустилась на столь низкий уровень.

— Что это значит, Эмма? Куда он уехал?

— В имение.

— Зачем?