– Иными словами… – начал я.

– Иными словами, – подхватила Айна, но на минуту умолкла: под надзором потеющего месье Суле повар подавал нам суфле «Фюрстенберг», – Энн врет как сивый мерин. Сразу по возвращении из гостей, когда Дэвид пошел в душ, она взяла дробовик и выстрелила в него прямо сквозь стеклянную дверцу. Возможно, сперва она думала наврать полиции, будто грабитель украл ее дробовик и застрелил из него мужа. В таком случае почему она не вызвала «Скорую», полицию? Первым делом она позвонила адвокату. Да-да. И тот уже вызвал полицейских. Только сначала позвонил Хопкинсам в Бар-Харбор и сообщил им новость.

Священник заглатывал второй «гибсон-мартини»; Энн Хопкинс, опустив голову, о чем-то задушевно шептала. Ее восковые пальцы – без маникюра и колец, кроме простого обручального, – бегали по груди, словно перебирая невидимые четки.

– Но если в полиции знали правду…

– Конечно, знали!

– Тогда я не понимаю, как она избежала наказания. В голове не укладывается.

– Говорю тебе, – язвительно произнесла Айна, – она избежала наказания, потому что Хильда Хопкинс так захотела. А думала старуха прежде всего о детях: мало того что они потеряли отца, так еще и мать сядет в тюрьму за убийство? Хильда Хопкинс – да и старик Хопкинс тоже, – захотели, чтобы Энн вышла сухой из воды. А на своей территории они всемогущи: могут обрабатывать полицейских, подменять воспоминания, переносить трупы из душевой в коридор, влиять на ход следствия. Смерть Дэвида была объявлена несчастным случаем, а следствие длилось меньше суток. – Айна поглядела на Энн Хопкинс и ее спутника, праведный лоб которого уже побагровел от двух выпитых коктейлей, а стеклянные глаза обалдело таращились на миссис Кеннеди: казалось, он вот-вот вскочит, подбежит к ней и попросит оставить автограф на ресторанном меню. – Хильда держится безукоризненно. Не подкопаешься: именно так должна вести себя скорбящая свекровь, которая блюдет интересы безутешной невестки. Она до сих пор приглашает Энн на все званые ужины у себя дома. Один вопрос не дает мне покоя – как и всем, полагаю: о чем они говорят, когда остаются наедине? – Айна нашла в тарелке листик салата, наколола его на вилку и внимательно рассмотрела сквозь солнцезащитные очки. – Есть у богатых – очень богатых людей – одна особенность, которая отличает их от… всех остальных. Они знают толк в овощах. Остальные… да что остальные! Не надо быть гурманом, чтобы накормить гостей хорошим ростбифом, отличным стейком, лобстерами. Но ты замечал, что в самых богатых домах – у Райтменов и Диллонов, у Банни и Бейб – подают только безупречно красивые овощи и выбор всегда велик? Самый сочный petits pois[69], микроскопическая морковка, кукурузки такого размера и мягкости, что они, кажется, и родиться не успели, лимская фасоль размером с мышиный глаз, а что за молодая спаржа! зеленый салат! сырые подосиновики! цукини!.. – Похоже, шампанское наконец ударило ей в голову.

Миссис Маттау и миссис Купер не спеша потягивали café filtre[70].

– Джейн, конечно, настырная, – говорила миссис Маттау, перемывая косточки жене полуночного телеклоуна/героя, – кого угодно заболтает. Эти ее телефонные звонки… Она запросто может позвонить в службу «Услышь мою молитву» и проговорить битый час! Зато умна и расторопна, а как подумаешь, с чем ей приходится мириться!.. Вот совсем недавно такую историю мне рассказала, волосы дыбом! Бобби разрешили отдохнуть недельку от съемок передачи – он так переутомился, что хотел просто побыть дома и не вылезать из пижамы. Джейн, понятно, пришла в восторг, накупила тонну журналов, книг, пластинок, деликатесов из «Мейсон гласс». Неделя обещала быть прекрасной! Они наконец останутся вдвоем, будут спать, трахаться и есть на завтрак печеный картофель с икрой. Но уже на следующий день Бобби исчез. Просто ушел вечером из дома и не вернулся, даже не позвонил. Господь свидетель, Джейн это не впервой, тем не менее она страшно нервничала. И в полицию не обратишься – скандал ведь! Прошел еще один день, от Бобби ни слуху ни духу. Джейн двое суток не спала. И вот в три часа ночи звонок. Бобби. Пьяный в дым. Она ему: «Силы небесные, Бобби, где ты пропадаешь?!» Он ответил, что в Майами, и тогда она, конечно, рассвирепела. Говорит: «Как ты туда попал, сукин сын?» – а он ей: «Просто сел на самолет и прилетел», а она: «Зачем, черт тебя дери?» Одному побыть захотелось, видите ли. Джейн спрашивает: «И ты в самом деле один?» А Бобби – ну и садист кроется за этой простодушной ухмылкой! – отвечает: «Нет, тут кое-кто лежит рядом и хочет перекинуться с тобой словечком». В трубке раздался ошарашенный пергидрольный голосок: «Ой, это и впрямь миссис Бакстер, хи-хи? Я думала, Бобби меня разыгрывает, хи-хи! Мы сейчас услышали по радио, что в Нью-Йорке идет снег – лучше бы вы к нам приехали, ей-богу, у нас тут девяноста градусов![71]» Джейн, злая как собака, отвечает: «Увы, здоровье не позволяет мне путешествовать». А пергидрольная с наигранным состраданием: «Да вы что! Какая жалость. А чем вы больны?» Джейн говорит: «У меня сифилис на последней стадии и старый добрый триппер, за что огромное спасибо великому комику, моему мужу – Бобби Бакстеру. Если не хочешь заразиться – беги оттуда со всех ног». И повесила трубку.

Миссис Купер улыбнулась, но скорее озадаченно, чем весело.

– Почему она это терпит? Я бы уже давно развелась.

– Не сомневаюсь. У тебя есть два достоинства, которых нет у Джейн.

– Неужели?

– Да. Первое – деньги. Второе – индивидуальность.

Леди Айна заказывала вторую бутылку «Кристала».

– А почему бы и нет? – спросила она, заметив мое встревоженное выражение лица. – Расслабься, Джонси! Домой ты меня не потащишь, не переживай. Такое настроение… хочется разбить этот день на тысячу золотых осколков.

Вот теперь-то, решил я, она наконец скажет то, что ее давно подмывает сказать. Оказалось, однако, что время еще не пришло. Вместо этого она спросила:

– А хочешь услышать по-настоящему гнусную историю? Такую, что сразу блевать потянет? Посмотри налево. Видишь свинью, что сидит рядом с Бетси Уитни?

Женщина в самом деле была свиноподобная – тучный мускулистый младенец с веснушчатым, обгоревшим на Багамах лицом и злобными прищуренными глазками; такая наверняка носит бюстгальтеры из твида и играет в гольф.

– Жена губернатора?

– Жена губернатора, – кивнула Айна, с меланхоличным презрением разглядывая неказистое животное: законную супругу бывшего губернатора Нью-Йорка. – Хочешь верь, хочешь нет, на эту бабищу положил глаз один из самых привлекательных мужчин на свете – у него хрен стоял торчком всякий раз, как он ее видел. Сидни Диллон… – Айна ласково прошипела это имя.

На всякий случай. Сидни Диллон, владелец собственной империи, президентский советник, бывший любовник Кейт Макклауд. Помню, как однажды взял в руки ее любимую книжку (третью после «Библии» и «Убийства Роджера Экройда») – «Из Африки» Исака Динесена, – и оттуда выпал поляроидный снимок: пловец стоит у края воды, жилистый, хорошо сложенный мужчина с волосатой грудью и белозубой улыбкой на лице матерого еврея; купальные шорты спущены до колен, одна рука игриво лежит на поясе, а в другой он держит темный, толстый, аппетитный член. На обратной стороне подпись мальчишеским почерком Кейт: «Сидни. Озеро Гарда. По дороге в Венецию. Июнь 1962 года».