выставил на верстак пять плоских консервных банок с красной этикеткой. Я сразу понял, что это, и оценил старания Гандрочера, и оценил новизну сюжета. Пробовать сюрстремминг в наши дни стало практически общим местом: его дегустировали студенты, плиточники, военные историки, музыкальные критики и садоводы, но совмещение сюрстремминга со штыком было безусловной новеллой. Примкнув штык к винтовке и расположив консервы друг за другом, Гандрочер нанес короткий, но мощный удар. Штык прошил и смял банки, жесть лопнула и рассол брызнул во все стороны, причем значительная часть попала Гандрочеру на лицо. Гандрочер замер. Я думал, его стошнит. Любого бы стошнило. Но Гандрочер стоял, не шелохнувшись. Стоял и стоял, потом с некоторым отстранением сел на табуретку и остался сидеть. Вероятно, его стошнило внутрь себя. Неплохой выпуск.

Позвонил Эрп.

— Как дела, москвич? Слушай внимательно! Кап-кап-кап, кап-кап-кап…

Сегодня Эрп пытался быть оригинальным и бухтел «кап-кап-кап» пять минут. Я положил телефон на подоконник, выпил чаю и дал второй шанс книге про пошлые миры. Внезапно, вероятно, после Эрпа, она зашла, более того, я, к собственному удивлению, увлекся и дочитал почти до конца, но около половины десятого в дверь постучали. Я понял, что это не Аглая, стук был слишком настороженным.

Началось.

На всякий случай я взял кочергу, спрятал ее за дверью и только после этого открыл.

На пороге стоял Федор.

Федор стал толще и, как мне показалось, выше ростом.

— Привет, Витя! — он радостно схватил меня за плечи. — Ты прямо как Папа Карло здесь, не хватает нарисованного мангала!

Сюрстремминг утром, Полтава к обеду.

— Здравствуй, — сказал я.

— Здравствуй, здравствуй!

Федор ввалился в котельную, оттеснив меня, тут же быстро и с опаской огляделся, убедившись, что в котельной больше никого, нагло уселся в зеленое кресло — влез, впрочем, не без усилий.

— Сидишь в заднице, как Фредди Крюгер, — сказал Федор. — Помнишь Фредди? В видеосалоне тогда смотрели, ты еще обоссался!

— Это ты обоссался, — уточнил я.

— Подполковник полиции не может обоссаться, — весомо возразил Федор. — Он может… круто обоссаться!

Федор рассмеялся.

Да, Федор потолстел. Но не как толстеют обычно, а неравномерно, в верхней части туловища, в груди, плечах и шее. Он стал похож на мультипликационного борца — обширный торс и незначительная нижняя часть человека, пропускавшего в зале день ног. Волосы пережили годы не в полном объеме — на лбу блестели глубокие залысины, зато те, что сохранились, были красиво уложены волной, покрашены в черный, хотя на границе с отвисшими щеками слегка просвечивала седина. На свою фотографию в Интернете не похож, в жизни лучше.

На Федоре был приличный серый костюм, дорогие туфли, неплохой галстук, все подобрано со вкусом. Костюм сидел непринужденно, Федор был явно привычен к этой одежде, а не надел ее с утра. А еще маникюр, тщательное бритье, гладкая кожа и часы. Часам я, если честно, позавидовал. Давно хотел. Пусть не турбийон, но хороший швейцарский хронометр. Солидные часы, хай-фай трек с ретро-декой Nakamichi Dragon, «Фендер Стратокастер», набросок Сальвадора Дали, первое издание «Мастера и Маргариты», скромные радости зрелого возраста.

— Ты как в наших говенях запутался? — поинтересовался Федор.

— Да я только вчера…

— Эх, Вить-Вить, мог бы и сообщить, — перебил Федор. — Я бы тебя встретил по-человечески…

— Случайно получилось, — сказал я. — Я не планировал, у меня в Нижнем конференция сорвалась, вот и решил заскочить по пути.

— Вот так ты всегда! Раз в сто лет к старым друзьям заезжаешь, да и то потому, что сорвалось что-то там… А просто так, а?! Повидаться, посидеть, вспомнить детство грозовое?

Я разглядывал Федора. Он держался совершенно спокойно и ничуть не тяготился ролью старого друга, словно на самом деле был рад меня встретить.

— Сколько лет, сколько лет… — Федор вздохнул. — Да, годы идут, все меняется. А ты книжки все пишешь?

— Иногда.

От Федора пахло одеколоном, разумеется, недешевым. И Федор явился первым.

— А я с утра на службу еду, смотрю — машина незнакомая стоит, номера южные, а у нас редко кто чужой бывает, ну и позвонил в библиотеку. Черпакова, конечно, юлила… Но потом раскололась. Вот я и решил к своему старому корефану заглянуть.

— Очень рад, — сказал я.

Сволочь.

— А я как рад! Давно тебе позвонить собирался, да все руки не доходят. Слушай, а ты почему здесь остановился?

— Гостиницы у вас нет, не в машине же ночевать…

— Это уж точно. Гостиницу нерентабельно держать — никто же сюда не ездит.

— А как же родина Пересвета? — спросил я.

Федор снова рассмеялся. Он набрал воздуха, чтобы сказать… Но выдохнул. Достал длинные коричневые сигареты, закурил.

— У меня отпуск скоро, — сказал Федор. — Но уехать не могу, надо за всем присматривать…

Федор курил с наслаждением, быстро, одними глазами продолжая поглядывать вокруг, оценивать. Мне показалось, оценивал он в основном меня. Машина несколько сбила его с толку; потратив час на изучение Интернета, к однозначным выводам Федор не пришел.

— Да, было смешно, что уж говорить… Витя, а давай ко мне?

Неожиданно. Или нет.

— Моя баба как раз в Египет умоталась, дом свободен, переезжай!

Реакцию Федор не растерял.

— Не, спасибо, — отказался я.

— Витя, я же серьезно! У меня пять комнат простаивает, теща пыль собирать не успевает. Живу на Береговой, как белые люди. Белые люди — красные крыши, знаешь такую поговорку?

— Нет, Федь, спасибо, — отказался я.

— А что так? — сощурился Федор. — Шашлычок-машлычок, пивасик нормальный, отдохнули бы…

— Книгу пишу.

— И что?

— Это…

Я заметил кепку. Со вчерашнего вечера она висела на гвозде. На самом видном гвозде.

— Надо сосредоточиться, — пояснил я. — Если я у тебя буду жить, то вряд ли получится.

— Я больше не бухаю, — заверил Федор. — Все культурно, не выше пяти градусов, да и то по пятницам…

— Да я тоже, но дело не в этом. Понимаешь, книги хорошо пишутся в посторонних условиях. В гостиницах, в съемных комнатах, в поездах…

— Тебе что, нравится в этой конуре?

— Книга сама себя не напишет.

— Значит, все-таки книга?

Федор поискал, куда стряхнуть пепел, подтянул кирзач истопника.

— А ты, значит, подполковник? — улыбнулся я.

— Есть немного, — Федор смотрел сквозь дым. — То есть категорически так.

Наверняка стал умнее, подумал я. Во всяком случае хитрее. Опаснее.

— Да ладно, — Федор помахал сигаретой. — Понятно же, что так сюда никто не поедет. Книга… Ты вроде и тогда собирался книгу писать?

— Тогда не получилось.

— Да уж, — Федор загасил сигарету. — Тогда не получилось…

Федор бросил окурок в сапог, плюнул вдогонку.

— А сам кем? Кроме книг?

Подполковник. Неплохо.

— Да так, — я помахал руками. — Примерно как раньше. Организую.

— И дела идут?