Я догадался, что он следил за мной – вот только непонятно было зачем. Плюнув на все, я улегся досыпать, но не тут-то было. Едва я забылся, как меня разбудил топот шагов в соседней комнате, и я услышал чирканье спички. Кровать стояла у перегородки, и хотя мы находились по разные ее стороны, нас разделяли считанные футы.

Судя по голосам, соседей было двое.

– Говорю тебе, – сопел один, – мне его рожа не нравится. Наверняка он не тот, за кого себя выдает. Лучше не рисковать, а узнать все наверняка. Черт возьми! Мы не можем вечно оставаться в этой дыре! Местные начинают что-то подозревать и если обо всем пронюхают, то потребуют долю в прибыли. Вещички собраны и готовы к отправке в любую минуту. Выступать, полагаю, надо сегодня вечером. Просто удивительно, что до сих пор никто не наткнулся на нашу пещеру.

– Ерунда, ответил другой. – Эти олухи из Когтя Гризли думают лишь о том, как бы налакаться виски, пометать карты да облапошить приезжего бедолагу, случайно заглянувшего в их вертеп. Они не бродят по горам, так откуда им знать, что на юго-западе есть пещера? Большинство и не помнят о тропе, ведущей на запад мимо Большой скалы.

– Ладно, Билл, – говорит первый. – Мы неплохо поработали, провернув это дельце на Медвежьей речке. Можем и отдохнуть немного.

При этих словах остатки сна вылетели у меня из головы, и я навострил уши.

Билл рассмеялся.

– А забавная получилась история, правда Джим? – прокудахтал он.

А Джим в ответ:

– Подробности ты мне не докладывал. А что – пришлось повозиться?

– Ну знаешь, – начал Билл, – нельзя сказать, чтобы все прошло гладко. Старикан Джеппард Гримз оказался крепким орешком и ни за что не хотел с ним расставаться. Если все, кто сражался с индейцами, похожи на него, мне больно за судьбу бедных индейцев.

– Учти – если кто-нибудь из дьяволов с Медвежьей речки доберется до тебя...

Билл снова залился:

– Эти телята никогда не уходят от своей речки дальше чем на десяток миль. Я раздобыл скальп и скрылся, прежде чем они очухались. На своем веку я получил немало премиальных за волков и медведей, но за человеческий скальп выручил деньги впервые.

По моей спине побежал холодный ручеек. Так вот что случилось с бедным старым дядюшкой Джеппардом! С него сняли скальп! И это после того, как сам он снял их превеликое множество с индейских голов! И вот хладнокровные убийцы сидят совсем рядом и болтают о великом несчастье так, точно речь идет об ушах кролика или койота!

– Я ему заявил, что, мол, нечего жадничать, – между тем рассказывал Билл, – Мол, любой старый дурень навроде него…

И тут у меня сдали нервы. В глазах потемнело. Я забыл о сапогах, оружии – обо всем на свете. Я был слишком взволнован, – чуть с ума не сошел! – чтобы помнить о таких мелочах; вскочил с кровати и, как бык, протаранил перегородку.

Из щелей посыпалась труха, несколько бревен подались, и с той стороны донесся крик:

– Что это?!

А другой как завопит:

– Медведь! Спасайся!

Я отступил на шаг и ударил еще раз. Стена не выдержала, и в облаке пыли и щепок я вломился в соседнюю комнату. Кто-то выстрелил, но промахнулся. На грубо сколоченном столе горел фонарь, а двое людей, каждый футов по шесть, орали и – бах! бах! – палили в меня из шестизарядных кольтов. Но они явно были не в форме и все время мазали. Крепко прижав их к груди, я попятился, но задел за стол, опрокинул фонарь и, сам не устояв на ногах, повалился на пол. Капли горящего масла брызнули им на шеи. Ну и вой поднялся! Пол покрывал толстый слой грязи, и поэтому он не занялся огнем. Борьба продолжалась в кромешной тьме, и только слышались вопли: «Спасите! Убивают! О-ой! Отпусти ухо! И тут один из парней носком башмака заткнул мне рот, и пока я правой рукой выкручивал ему ногу, второй рванулся из рубахи и выскочил на воздух. Тогда я сосредоточил усилия на оставшемся враге. Нo негодяй не стал дожидаться, пока я сделаю его калекой, а, выдернув из башмака ногу, ринулся к двери. Я – следом, но в темноте налетел на стол и упустил время.

Я выломал ножку стола и бросился к двери, но не успел выбежать наружу, как на двор ввалилась огромная толпа с факелами, кольтами, ружьями и веревками. Под ногами людей метались собаки. Увидев меня, они враз завопили: «Вот он! Душегуб! Бандит! Вражина! Поджигатель! Убийца мулов!»

Я увидел хозяина мула, повара, бармена и еще много знакомых лиц. Подбадривая друг друга криками: «Повесить его! Вздернуть убийцу!», от подступали к двери. Когда между мной и толпой оставалось ярдов десять, они открыли пальбу. Я не стал дожидаться развязки, а вломился в ряды противника со своей дубинкой и принялся щедро рассыпать удары направо и налево, пока ножка стола у меня в руках не разлетелась на куски. Противник сбился в плотную кучу, и я доставал троих-четверых за раз. Вопль стоял несусветный. Факелы выпали из рук нападавших, и их затоптали, за исключением немногих в руках парней, которые держались на расстоянии и только прыгали вокруг да орали: «Не бойтесь громилы! Стреляйте! Вяжите его! Пырните его! Дайте ему по башке!» Местные собаки обнаружили куда большее благоразумие, чем люди: они заблаговременно удрали, кроме одной дворняги, смахивавшей на волка, которая вошла в азарт и кусала всех без разбору.

Стрельба набирала силу. То и дело слышалось: «Ой! Я ранен! Убит! Умираю!» Несколько пуль чиркнули по моей коже, пламя выстрелов опалило ресницы, а чей-то нож сломался о пряжку ремня. Все факелы, кроме одного, погасли, от дубинки остались одни щепки, и тогда я стал продираться прямо сквозь людской клубок, размахивая кулаками, точно ветряная мельницами, топча ногами тех, кто цеплялся за щиколотки. Я благополучно отвязался от всех, и передо мной оставался только один парень с последним горящим факелом в руке. От волнени он подпрыгивал на месте и все пытался застрелить меня, не взведя курка. Чертова дворняга вцепилась мне в пятку, и тогда, ухватив ее за хвост, я размахнулся и обрушил ее на голову последнего врага. Тесно обнявшись, они покатились по земле. В наступившей темноте собака сомкнула челюсти на ухе парня, и тот заверещал паровозным свистком.

Барахтанье за моей спиной продолжалось, но я не стал вмешиваться в их внутренние дела, а прямиком помчался к стойлу, где оставил Капитана Кидда, отвязал его и вскочил на спину коня. Разъяренным ураганом мы вырвались из конюшни и, поскольку поле боя лежало на нашем пути, прошлись по нему, подобно смерчу, слегка у потоптав народ копытами. Кто-то предусмотрительно запер ворота, но Капитан без труда одолел препятствие. Прежде чем толпа поняла, что случилось, мы уже скрылись. Как всегда бывает в трудный момент, Капитан решил, что сейчас самое время от меня избавиться. Он рванул в горы и понесся очертя голову сквозь чащу и буераки, надеясь ветками, стволами, и колючками соскоблить меня со своей спины. Когда мне наконец удалось его сдержать, мы были уже в миле к югу от селения, где на постоялом дворе у Капитана остались седло, уздечка и попона, а у меня – все, кроме штанов.

Но самое ужасное было то, что дьяволы, снявшие скальп с дядюшки Джеппарда, исчезли в неизвестном направлении.