Фролов завел двигатель и выехал во двор. На углу дома к нему в машину сел Юрий Черкизов. Быстро сняв с сиденья подголовник, он отогнул верхний край чехла и вынул короткий карабин американского производства. Черкизов лично пристреливал карабин, поэтому освобождал его из чехла с большими предосторожностями, чтобы не сбить мушку и регулировку оптического прицела. Выстрелов должно быть минимум два. Профессионал, если он не скован мгновениями, никогда не удовольствуется одним выстрелом, а у Черкизова будут по крайней мере секунды.

Только теперь Фролов смог связаться с Ивановым.

Шеф службы безопасности, помолчав, согласился с его действиями и приказал не спускать глаз с площади.

Площадь была взята в кольцо переулками и проезжей частью; со стороны здания метро проходило Ленинградское шоссе. Фролов, остановив машину впритирку к бордюрному камню, внимательно осмотрел маленькие аллеи парка. Постникова и Малахова он увидел сразу. Малахов сидел на лавочке к нему спиной, а Постников находился ближе к Варшавскому концертному залу. Его поза напоминала позу профессионального боксера, отдыхающего после одиннадцатого раунда: пиджак недвусмысленно расстегнут, правая рука в любой момент готова нырнуть под него. Кроме этих двух, в сквере находилось еще десять-пятнадцать человек, в основном это были пожилые люди.

Фролов, чтобы не стоять на одном месте, медленно поехал вкруговую. У концертного зала он зарулил на небольшую площадку и развернулся. С минуту постояв, снова возобновил движение, прижимаясь к тротуару.

Время от времени он бросал взгляды в панорамное зеркало: Черкизов был готов к работе и выглядел абсолютно спокойно.

Юлька успела вовремя. Ольга Федоровна, открывая дверь, стояла с сумкой в руке.

Девушка стремительно ворвалась в квартиру и захлопнула за собой дверь.

Никишина отпустила сумку, и та с мягким стуком упала на пол. Прижав руки к груди, женщина выдавила:

– Вы… от него? – Она даже не назвала сына по имени.

Юлька кивнула. На глаза навернулись слезы, и она взяла Ольгу Федоровну за руку.

– Вы успокойтесь, – часто моргая, заговорила она. – Антон рядом, с ним все в порядке. Он ни в чем не виноват. Это правда.

Ольга Федоровна, запрокинув голову, беззвучно заплакала. Слез не было, она уже давно выплакала их. Неожиданно сильно схватив девушку за плечи, она прижала ее к себе.

«И вот мы обе стоим в прихожей и ревем», – сентиментально, по-книжному, подумала Юлька, гладя волосы незнакомой женщины. Хотя почему незнакомой? Это же мать Антона. Юлька готова была стоять так долго, прислушиваясь к частым ударам ее сердца, но не все дела еще были улажены.

– Тетя Оля, – Юлька слегка отстранилась, заглянув женщине в глаза: они были невыносимо усталыми и теперь уже влажными. – Надо помочь Антону, времени очень мало.

– Да, да, – вытирая слезы, проговорила Никишина. – Нужно бежать. Мне уже передали. – Она снова взялась за сумку.

– Никуда бежать не надо, – остановила ее Юлька. – Кому надо, те уже бегут. Даже из подъезда убежали. – Глядя на недоуменное лицо женщины, она улыбнулась. – У вас есть телефон, по которому вас просили позвонить, если вдруг узнаете, где Антон?

– Да… Два телефона. Один подполковника Рябова Михаила Анатольевича.

– Звоните, – потребовала Юлька. – Звоните этому Рябову и скажите, что только что к вам на улице подошел неизвестный мужчина и сказал, что Антон назначил вам встречу в сквере.

Ольга Федоровна отрицательно покачала головой.

– Нет… Как же так… Я должна передать одежду…

– Некому передавать. Антона нет в сквере и не будет, а вся эта заваруха только для того, чтобы сняли наблюдение за вашей квартирой, и я смогла поговорить с вами.

Ольга Федоровна начала сомневаться. Теперь эта девочка была ей подозрительна.

Юлька, покачав головой, достала записку.

– Быстро читайте и звоните.

Дрожащими руками женщина развернула листок.

«Мама…»

Ольга Федоровна, прочитав только одно слово, уткнулась лицом в бумагу и разрыдалась.

– А почему же он сам?..

– Да вы что?! – Юлька отчеканила заученные аргументы, закончив словами: – У нас еще дел по горло. Звоните, тетя Оля. Или давайте я сама номер наберу. – Юлька начала накручивать длинный номер телефона подполковника Рябова.

Ольга Федоровна взяла трубку.

– Алло, Михаил Анатольевич? Это мать Антона Никишина. Несколько минут назад ко мне подошел человек от Антона. В общем… как мне ни тяжело, я же все-таки мать, но… Он ждет меня в сквере недалеко от нашего дома.

Окончив разговор, она положила трубку и тревожно посмотрела на Юльку.

– Все хорошо, – одобрила девушка. – Убедительно, даже у меня бы так не вышло.

– А как тебя зовут?

– Юля.

– Пойдем в комнату, Юля, ты мне все расскажешь.

– У меня от силы пять минут. Тот, кому вы звонили, далеко не дурак.

Рябов положил трубку и принялся ощупывать глубокие морщины на лбу. То, что к Никишиной на улице подошел неизвестный и от имени Антона попросил принести одежду в сквер, он знал: с ним только что связались и сообщили о принятых мерах. Полковник, бросив себе под нос: «Повезло тебе, Рябов, сукин сын!», полностью одобрил их действия и ждал положительного результата примерно через пятнадцать-двадцать минут. Но вот звонок от самой Никишиной оказался неожиданным. Было в нем что-то наигранное, неестественное – не голос и скорбные, бьющие по сердцу слова самоотверженной женщины, а сам факт звонка. Именно наигранное, показательное. Антон Никишин снова показал ему, что является достойным противником. Он делал ход и сообщал результат, причем играл открыто и честно. Но не перебрал ли Никишин? Вместе с теми, кто помогает ему? Слишком их много.

Рябов думал недолго. Не прошло и двух минут, как он позвонил в Москву и приказал срочно блокировать район дома Никишиных. Хотя и понимал, что это скорее всего запоздалый приказ. Если Антон и побывал дома, то сейчас его уже там нет – он предвидел ответный ход полковника и наверняка двинул еще одну пешку. Если только не ферзя.

«Нет, – думал Рябов, – он домой не приходил. Был кто-то из тех, кто помогает ему». По губам следователя невольно пробежала улыбка. Этого парня ищут все силовые структуры страны, а он походя учит, как нужно работать. Однако все равно: он знает об А-232, он очень опасен и понимает это. Где-то в душе Рябов соглашался с Семеновым, что у преступников много и взрывчатки, и ОВ, и что террористическая акция с фосфорорганическим веществом маловероятна. И все же… Позиция была прежней, и если бы у него был выбор: Никишин или заказчик, он бы выбрал первого, как бы внутренне ему ни симпатизировал, поставив крест на втором; в его кармане по-прежнему лежала директива: «Никишин Антон Николаевич – ликвидировать». И еще была одна, устная, от самого себя.