От этих вопросов мне стало страшно. Сейчас мы с Махтаб могли бы мчаться в белом «паконе» в неизвестном направлении навстречу туманному и, возможно, опасному будущему. Вместо этого мы спешили в магазин «Пол пицца» за сыром, чтобы побаловать вкусненьким моего мужа.

Мы стали регулярно видеться с агой и ханум Хаким. Мне очень нравился «человек в тюрбане» – он вовсе не был религиозным фанатиком. Махмуди тоже ему симпатизировал. Обладая большими связями в высокопоставленных кругах, где было немало его старых приятелей, ага Хаким пытался помочь Махмуди найти работу – место врача или, на худой конец, преподавателя. Кроме того, ага Хаким убедил Махмуди взяться за перо и перевести на английский язык труды их деда, которые он сам перевел с арабского на фарси.

Махмуди купил пишущую машинку, объявил мне, что отныне я буду его секретарем, и засел за перевод книги «Отец и дитя», где Тагати Хаким выразил свой взгляд на эту проблему.

Вскоре обеденный стол Маммаля и Нассерин, которым почти не пользовались по назначению, был завален рукописями. Махмуди передавал мне – на другой конец стола – исписанные от руки странички, которые я тут же перепечатывала.

В процессе работы я пришла к более глубокому пониманию мировоззрения Махмуди. По мнению Тагати Хакима, вся ответственность за воспитание ребенка ложится на отца – именно отец обязан привить ему нормы достойного поведения, «должный» образ мыслей и жизни в соответствии с заповедями ислама. Мать была здесь абсолютно ни при чем.

Неделю за неделей мы трудились в поте лица. Дед Махмуди писал витиеватым, высокопарным, назидательным стилем. Каждый день, когда я приводила Махтаб из школы, меня ждала стопка исписанных листков, и я немедленно должна была приниматься за работу, ибо Махмуди считал сей труд необычайно важным.

Однажды меня глубоко потрясли слова Тагати Хакима. Описывая обязанности детей по отношению к отцу, он рассказал притчу об умирающем, который мечтал в последний раз увидеть сына. У меня из глаз хлынули слезы. Строки на лежавшей передо мной странице затуманились. Ведь и мой отец умирал, и я должна была быть рядом с ним. Махмуди заметил, что я плачу.

– Что случилось? – спросил он.

– Эта притча об умирающем отце… Как ты можешь не пускать меня к папе, когда он при смерти?! Ты нарушаешь принципы, сформулированные твоим же дедом.

– Разве твой отец мусульманин? – язвительно осведомился Махмуди.

– Конечно, нет.

– Тогда это не важно. Он не в счет.

Я бросилась в спальню, чтобы выплакаться вдали от посторонних глаз. На меня накатило такое чувство одиночества, что стало нечем дышать. Я представила себе лицо папы и вновь услышала его слова: «Было бы желание, а выход найдется».

Должен же быть какой-то выход. Обязательно должен быть выход.

Однажды, когда мы были в гостях у аги и ханум Хаким, они предложили нам с Махтаб посещать занятия по изучению Корана, организованные специально для женщин, говоривших по-английски, и проводившиеся днем по четвергам в мечети Хоссаини Эршад. Это предложение лишний раз подтверждало их расположенность ко мне. Разумеется, они надеялись обратить меня в свою веру, но при этом искренне желали мне счастья и благополучия, ибо именно счастье и благополучие и были, по их мнению, главными плодами ислама. Более того, в этом предложении содержался и скрытый намек, адресованный Махмуди, – мол, меня следует чаще выпускать из дома и позволять мне общаться с теми, кто говорит на моем языке. Супруги Хаким были бы бесконечно рады видеть меня добропорядочной мусульманской женой, но только в том случае, если я стану таковой по собственному свободному выбору.

У меня мгновенно поднялось настроение. Я не испытывала ни малейшего желания изучать Коран, но перспектива встречаться с женщинами, которые говорили по-английски, приводила меня в счастливое возбуждение.

Махмуди хранил молчание – еще бы, ведь я могла выскользнуть из-под его контроля. Но я знала, что он вынужден смириться. Любое «предложение», исходившее от аги Хакима, для Махмуди было равнозначно безоговорочному приказу.

В следующий четверг после школы он нехотя усадил нас с Махтаб в такси и повез в мечеть. Он вознамерился было утвердить свое превосходство и здесь, попытавшись осмотреть класс, прежде чем позволить нам туда войти, но какая-то англичанка преградила ему путь.

– Я лишь хочу войти и взглянуть, что тут творится, – сказал он.

– Нет, – ответила она. – Мы пускаем только женщин. Мужчинам вход строго воспрещен.

Я боялась, что Махмуди выйдет из себя и забудет о пожеланиях аги Хакима, во всяком случае на сегодня. Прищурившись, он разглядывал женщин, входивших в класс. Все были подобающим образом одеты, большинство – в чадре. Они выглядели как истинные мусульманки, хотя и говорили по-английски. Ни одна из них не была похожа на агента ЦРУ.

После некоторых колебаний Махмуди, как видно, понял, что ага Хаким был прав – это поможет мне адаптироваться к жизни в Тегеране. Пожав плечами, он отступил в сторону, оставив нас с Махтаб на попечение англичанки.

Она коротко разъяснила основные правила:

– Никаких сплетен. Мы собираемся здесь только для того, чтобы изучать Коран.

И мы таки его изучали. Мы хором читали суры, вели дискуссии, возвеличивающие ислам и принижающие христианство, и нараспев возносили дневные молитвы. Занятие было не из приятных, однако я с огромным любопытством всматривалась в лица присутствующих. Меня интересовала история каждой из них. Что их сюда привело? По своей ли воле они в Иране? Или среди них есть такие же бесправные рабыни, как и я?

Я предполагала, что Махмуди будет ждать нас снаружи, однако его физиономии нигде не было видно в толпе хмурых, снующих по тротуару иранцев. Дабы не возбудить его подозрения в первый же день занятий, я остановила оранжевое такси, и мы с Махтаб незамедлительно отправились домой. Как только мы переступили порог, Махмуди взглянул на часы – он остался доволен тем, что мы не воспользовались предоставленной нам привилегией.

– Занятия организованы просто замечательно! – сказала я. – Там надо усердно учиться. В противном случае тебя просто выгонят. Думаю, я многое там постигну.

– Хорошо, – откликнулся Махмуди, втайне польщенный тем, что его жена всерьез готовится к предназначенной ей роли в Исламской Республике Иран.

Я тоже была рада, но по совершенно иной причине. Я сделала еще один шажок для того, чтобы покинуть Исламскую Республику Иран. Занятия по изучению Корана начинались вскоре после окончания уроков в школе. Даже если Махмуди сочтет своим долгом сопровождать нас до мечети, надолго его не хватит, и вскоре нам будет дозволено ходить туда одним – таким образом Махмуди освободит себе весь четверг.

Несмотря на запрет сплетничать, женщины, естественно, общались между собой до и после занятий. После второго занятия одна из них поинтересовалась, откуда я родом.