Элен улыбнулась. Да, отец — он такой. Сочинительство не его стихия. Должно быть, мама обрадовалась, что он хотя бы не забыл поздравить ее. Элен перечитала остальные открытки. Мама их все сохранила. Последним лежал запечатанный конверт. Странно, почему мама его не вскрыла? Конверт голубой, с незабудками — мама специально заказывала такие… Значит, письмо не ей, а от нее.

Элен почему-то сразу догадалась, что находится в конверте. Она сама получила такой незадолго до маминой смерти. На запечатанном конверте одно слово: «Дону». На всякий случай Элен пробежала пальцами по задней стороне: может, сам заклеился? Нет, к сожалению. Отец так и не вскрыл конверт, так и не прочел предсмертное мамино письмо!

Как он мог? Неужели настолько равнодушно относился к маме? Неужели ему не хотелось услышать последние слова жены, написанные после того, как она узнала, что скоро умрет? Хотя… Элен призналась самой себе, что в общем не слишком удивлена. Она осторожно отлепила верхний клапан с вытисненной маминой монограммой — МЭГ, выведенной затейливыми завитушками. Внутри оказался сложенный листок плотной глянцевой бумаги. Элен развернула его, и сердце невольно сжалось при виде маминого почерка.

«Дорогой Дон!

Знаю, ты всегда любил меня, хотя иногда забывал об этом. Пожалуйста, знай, что я тебя понимаю, люблю и прощаю.

Вечно твоя,

Мэри».

Элен взяла письмо и пошла в гостиную. В доме было тихо и спокойно. Орео-Фигаро нигде не было видно. Окна превратились в зеркала, покрытые разводами, на темном небе не было луны. На мгновение ей показалось, будто она осталась совсем одна во мраке и с этим миром ее ничто не связывает, даже Уилл, мирно спящий наверху. Она сжала мамино письмо в руке и закрыла глаза, поглаживая кончиками пальцев глянцевую бумагу, словно пытаясь наладить с мамой связь сквозь пространство и время. И тут она отчетливо поняла, что именно сказала бы мама об Уилле и Тимоти своим тихим, ласковым голосом. Те же слова она написала Элен в своей предсмертной записке.

Слушай свое сердце.

Сидя в тишине, Элен наконец позволила себе прислушаться к своему сердцу, которое пыталось достучаться до нее с той самой минуты, когда она увидела в почтовом ящике белую листовку. Пусть отец считает, что беспокоиться глупо. Сама Элен прекрасно понимала: дело серьезное. Больше невозможно притворяться, будто ничего не произошло. С другой стороны, она не может жить в страхе, то и дело оглядываясь через плечо. Она не может чувствовать себя преступницей всякий раз, как ее останавливает полиция. Она не может вечно прятать Уилла от друзей и соседей.

И Элен решила действовать по велению сердца.

Сейчас же. Немедленно.

Элен сидела в кабинете адвоката. Ее окружали бронзовые, стеклянные и хрустальные кубки — тяжелые, такими вполне можно убить. С Роном Халпреном она познакомилась, когда писала статьи об усыновлении Уилла. Она несколько раз брала интервью у признанного специалиста по семейному праву. И все равно, то, что она попала к нему, можно считать крупной удачей. Несмотря на то что она не записывалась заранее, Рон согласился ее принять.

— Извините, что из-за меня прервали отдых, — сказала она.

Рон обошел свой заваленный бумагами стол и опустился в скрипучее кресло.

— Все в порядке. Утром в субботу я почти всегда работаю.

Внешность Рона сразу располагала к доверию. Низкорослый, приземистый, в толстом желтом свитере и джинсах, он был очень похож на мультяшного медвежонка Паддингтона. Из-за толстых стекол очков в черепаховой оправе смотрят умные, проницательные серые глаза. Картину дополняли венчик седых волос на голове и косматая седая борода.

— Жаль, что кофе весь вышел. Я должен был купить его, но забыл.

— Ничего страшного. И спасибо, что заняли Уилла делом!

Уилл устроился в приемной, за столом отсутствующей помощницы, уплетал печенье, купленное в автомате, и смотрел по компьютеру диск «Волшебник страны Оз».

— Я рад, что он выздоровел. Теперь он совсем не такой, как там, в больнице…

— Да. — Элен передвинулась на кончик стула. — Как я и говорила по телефону, сейчас я пришла к вам не как к другу, а как к юристу. Я заплачу вам за консультацию.

— Даже не думайте. — Рон улыбнулся. — Благодаря вашим репортажам моя популярность резко возросла. У меня сразу прибавилось клиентов. Так что я ваш должник!

— Но я хочу заплатить.

— Давайте к делу. — Рон махнул в сторону двери. — Там уже поет Страшила. Времени у нас немного.

— Хорошо. Для начала позвольте задать вам вопрос. То, о чем мы будем говорить, останется между нами?

— Да, конечно, — кивнул Рон. — Итак, чем я могу вам помочь?

Элен глубоко вздохнула.

— А если речь идет о преступлении? Я сама ничего криминального не совершала, но знаю или, точнее, подозреваю кое в чем другого человека. Вы и тогда ничего никому не расскажете?

— Нет.

— Значит, вы не обязаны сообщать в полицию о преступлении, о котором узнали от клиента?

— Не имею права.

Уверенность старого адвоката подкупала.

— Ну, тогда слушайте… Мне кажется, что Уилл на самом деле мальчик по имени Тимоти Брейверман, которого два года назад похитили во Флориде.

— Уилл? Ваш сын Уилл?!

— Да.

Рон насупил седые кустистые брови.

— Значит, преступление, о котором вы собираетесь мне рассказать, — похищение?

— Да. Преступник угнал машину, в которой сидел ребенок. Когда няня ребенка закричала, он ее застрелил.

— Все это дело прошлое. Разумеется, если вы удерживаете у себя похищенного ребенка, вас можно обвинить в соучастии. Но, по-моему, в вашем случае об этом и речи нет. Вы ведь усыновили Уилла на законных основаниях.

— Именно в этом мне и нужно разобраться. Если Уилл на самом деле Тимоти, каковы мои права? Могут ли Брейверманы, его биологические родители, отобрать его у меня? Придется ли мне отдать его, если окажется, что он их сын, или если они случайно увидят нас? Примет ли суд во внимание тот факт, что мальчик живет у меня уже два года? — У Элен накопилось столько вопросов, что они вырывались один за другим. — Ведь он считает меня своей матерью, а другой матери не знает… Так неужели…

— Погодите, не так быстро. — Рон поднял руки вверх. — Сначала расскажите, почему у вас возникли подозрения насчет Уилла.

Элен терпеливо рассказала Рону все с самого начала, показала документы об усыновлении, фоторобот угонщика и компьютерные распечатки фото Тимоти и Уилла в разном возрасте.

— Кстати, мой отец считает, что я сошла с ума. Кроме него и вас, я больше никому ничего не говорила.

Рон рассмотрел лежащие на столе фотографии, даже наложил кальку фоторобота на снимок мужчины с пляжа. Наконец он поднял на нее глаза. Очки засверкали.