Фильтр продолжал свою работу, изучая подноготную бывших пленных. Вскоре места в бараках вместо наших военнопленных заняли согласившиеся с нами сотрудничать немцы. Кое-кого из бывших пленных пришлось вместе с офицерами лагерной администрации отвести к яме. Слишком уж выразительные были отметки на карточках, сообщавших о сотрудничестве с немцами и ставших агентами администрации. Ну а лагерную администрацию расстреляли за то, что из женщин, работавших в санчасти, сделали офицерский бордель.

Затем был завтрак в столовой с белыми скатертями, приборами и фаянсовой посудой. В столовой питался только комсостав и пилоты. Среди них нашлось шестнадцать человек, вполне сносно говорящих по-немецки. Их я и решил представить местному населению. Не обошлось и без ЧП. Одна из официанток, увидев Паршина в мундире эксперта люфтваффе, при немецких наградах, чуть не выронила поднос с тарелками, покраснела и быстро ушла в подсобное помещение. Григорий Иванович сам был в смущении. Все это не укрылось от внимательного взгляда Акимова. Оперативный разбор ситуации показал, что молодая женщина была женой одного из пилотов 74-го штурмового полка, с началом войны не успела эвакуироваться и осталась с детьми здесь. Средств для существования не было, детей кормить было нечем. Когда аэродром заняли немцы и стали искать персонал для столовой, знакомая предложила устроиться туда на работу. Вот и пошла в официантки. До войны она несколько раз встречала старлея на аэродроме. То-то она так сильно удивилась виду его в столовой и в немецкой форме. Пришлось раскрываться, вербовать и решать новую проблему. Из-за быстрого отступления наших войск около пятидесяти семей командиров 45-й и 7-й авиабаз, не успевших эвакуироваться, жили в Пружанах. Оставлять их тут означало обречь на смерть. В известной мне истории в начале 1942 года немцы их отправили в лагерь. Нельзя было этого допустить. Возник вопрос: как их отсюда вывозить? Самолеты-то не резиновые…

К десяти утра два «Мессера» и три транспортных «Юнкерса» были готовы к вылету. Топлива на складе хватало. Немцы не подвели, все честно рассказали и показали. Мои летуны старательно учились и осваивали трофеи. Прокатились по полосе. На истребителях поднялись в небо, нарезали пару кругов в зоне и показали пару фигур высшего пилотажа. Механики, обслуживавшие «Юнкерсы», были предупреждены, что они вылетят в наш тыл на них. После этого они стали работать старательнее. Жить-то хочется! Вскоре в небо в учебный полет поднялись несколько «Шторьхов» с курсантами.

Связисты вовремя сообщили о прибытии двух транспортников с комиссией и группе встречающих из штаба армии. Пришлось напрягать всех знающих немецкий язык и расставлять их на ключевые точки. Артисты они, конечно, никакие, но для массовки сошли. Пленных немцев растрясли по поводу организации встречи, что и как делать и т. д. Оказывается, отличий в организации таких встреч что у нас, что у немцев практически нет. Главным встречающим я назначил себя. Серега контролировал пленных, Дорохов охрану, сержант Кашеваров связистов. Несколько бывших пленных сыграли роль руководителей полетов, благо немецкий язык знали в совершенстве. Как никогда, пригодилось нахождение в воздухе нашей пары истребителей. Остальным была дана команда скрыться с глаз подальше и быть готовыми к бою.

Встреча «гостей», в общем, прошла неплохо. Во всяком случае, без нареканий с немецкой стороны. Автотранспорт из штаба армии и самолеты из Варшавы прибыли почти одновременно. Мы их как надо встретили. Правда, охрану из штаба армии на аэродром не пустили и она дожидалась за воротами. А вот легковушки со встречающими доставили на стоянки прямо к трапам самолетов. Полковник, старший из встречающих штабистов, меня похвалил за организацию охраны и обороны аэродрома. Загрузив прибывших гостей в автомашины, штабные убыли с аэродрома. Экипажи самолетов мы на автобусе довезли до офицерского домика и там разоружили.

Через час на санитарных автобусах в сопровождении офицеров штаба армии, медиков и охраны привезли восемь раненых старших немецких офицеров и десяток гробов с телами высших и старших офицеров вермахта, погибших при артобстреле. Среди раненых оказался и командующий 2-й танковой группой генерал-полковник Гудериан. Охрана вновь осталась за воротами аэродрома. Мои парни запустили только санитарные автобусы и легковушку с сопровождающими. Машины разгрузили у самолетов и отпустили. Как только они скрылись с глаз долой, сопровождающих быстро скрутили, гробы перегрузили в грузовик и отвезли в могильник. Ну а раненые офицеры и пленные абверовцы нам вполне подошли в качестве вещественного доказательства наших подвигов. Свободные места в самолетах заняли раненые бойцы, груз с захваченными секретными документами и вещами. Улетали в тыл и несколько семей командиров, тех, кого быстро и без лишнего ажиотажа смогли забрать из деревни. Отрядные девушки улетать категорически отказались, потребовав оставить их в отряде.

Сопровождал груз Сергей с несколькими пограничниками и единственным выжившим в боях бойцом 132-го батальона НКВД. У всех с собой были необходимые документы и предписания, подготовленные мной. С ними я отправлял отчет о действиях отряда за все это время, собранные солдатские книжки и иные трофейные документы. Как ни жалко мне было отправлять Серегу в тыл, но других кандидатур для этого просто не было. Он подходил по всем категориям. Кадровый командир НКВД, принимавший участие в боях вместе с отрядом, все видевший своими глазами, будет лучшим подтверждением моих слов. А трофейная «Энигма», шифры, пленные и самолеты будут весомым доказательством наших намерений. Серега должен действовать через аппарат НКВД и НКГБ. Там скорость прохождения информации на порядок выше, чем в армейской среде, да и с «Энигмой» быстрее разберутся. Проверку проведут куда скорее. Лететь они должны как можно дальше от линии фронта и ближе к Москве. Обращаться с командованием только на уровне корпуса – армии, ссылаясь на секретность захваченных трофеев и ценность пленных. Сергею я бы отдал и вторую «Энигму», захваченную на аэродроме, но она мне еще могла тут пригодиться. А вот связиста, что с ней умел обращаться, не пожалел.

Все три транспортника и прикрывающие их истребители благополучно взлетели. Ближе к обеду еще несколько самолетов покинуло стоянку, вывозя за линию фронта очередную группу раненых, членов семей, пленных летчиков и авиамехаников. Летели они на двух транспортниках и бомбардировщиках «Хенкель» в сопровождении истребителей. На «лесной» аэродром перелетело несколько «Ишачков», чтобы, действуя оттуда, пощипать крылышки люфтваффе. Наводку на самолеты врага и обеспечение всем необходимым осуществляли с Куплина.

Все разлетелись. Только мы, грешные, остались на грешной земле в окружении врага. Где и пребываем в тягостном ожидании вторые сутки. Это время нами потрачено зря не было, вкалывали как проклятые. Все борта, до которых дотянулись руки, были отремонтированы, облетаны и подготовлены к боевому применению. Проблему двигателей бомбардировщиков немецкие техники решили за счет запчастей со склада. За это время новые экипажи освоились в них. Склад ГСМ и боеприпасов оставлять врагу я был не намерен. Поэтому пилоты все время были в воздухе, отрабатывая учебную программу с немецкими инструкторами, а кое-кто из истребителей даже открыл свой личный счет сбитых. Я был только за. Через час для них наступит час Х. Все, что мы могли сделать, нами сделано. Если Москва не откликнется, то действовать будем своими силами. Используем всю имеющуюся в нашем распоряжении авиатехнику.