В конце августа Таврина доставляют в Берлин к Хайнцу Грефе. По каким-то причинам он лично желает познакомиться с агентом по кличке Полипов. Это была пока ещё первая поездка, так сказать ознакомительная.

Согласно личному делу, которое лежало перед оберштурмбаннфюрером на столе, у Таврина отмечали природный ум, инициативность и прирожденный дар провокатора. Выглядит на тридцать пять, крепкого телосложения, широкоплеч, спокоен. Лоб высокий, лоснящийся, выпуклый. Морщин нет. Взгляд открытый, располагающий. Волосы тёмные, аккуратно зачёсаны назад. Слегка заметна седина. Экземпляр, безусловно, интересный.

Грефе разговаривал непринуждённо, плавно переходил от одного вопроса к другому. Его интересовало всё. Биографические данные, причины, побудившие агента дать согласие на сотрудничество с германской разведкой. И только в конце разговора он перешёл к главному. Грефе рассказал о заданиях, которые могут быть даны Таврину для работы на территории СССР.

— Я могу вас использовать для разведки, диверсии или террора. Но вам необходимо хорошо подумать и взвесить, в каком качестве вы бы хотели работать сами. Что вас больше всего бы устроило, — заключил Хайнц Грефе.

Напоследок он обещал вызвать Таврина ещё раз.

В первых числах сентября 1943 года в лагерь, где находился Таврин, вместе с Власовым приезжает и Жиленков. Они передавали немцам один из сформированных ими отрядов из русских военнопленных. После символической церемонии Жиленков ходил по лагерю и лично беседовал с военнопленными. Таврин, как рассказывал на Лубянке, сам подошёл к нему, и они разговорились.

В разговоре он поведал старому знакомому о том, что согласился работать на германскую разведку и зачислен в «Особую команду» в составе 23 человек. Бывший советский партработник одобрил это решение и заявил:

— Наконец-то я увидел тебя там, где ты должен быть давно.

— Георгий Николаевич, спасибо за поддержку, — заулыбался Таврин. — Но я вам не сказал главного. Меня вызывают к Грефе, где состоится разговор о моей работе в советском тылу.

— Я тебе лично сам рекомендую согласиться, потому что сейчас самой важной задачей является совершение террористического акта против Сталина. Только с его устранением может последовать развал всего Советского государства. А это для нас теперь единственное спасение. Когда я вернусь в Берлин, я лично приму необходимые меры к ускорению твоей переброски в СССР.

Закончив разговор, Жиленков что-то записал в свою записную книжку.

Таким образом, не кто иной, как сам Жиленков подсказал Таврину его плавную задачу: уничтожение самого Сталина. Таврин, несмотря на свою авантюрную жилку, самостоятельно додуматься до такого не сумел.

Очень скоро после отъезда Власова и Жиленкова Таврина снова вызывают в Берлин к Грефе. При встрече он интересуется жизнью агента в лагере. В общем, обычные слова.

Но скоро переходит к делу:

— Вы подумали над моим предложением? Так каким же будет ваше решение?

— Я готов принять ваше задание по террору, — мгновенно ответил Таврин.

А дальше интереснее. Получив согласие, Грефе «предложил разработать и представить ему в письменном виде конкретный план совершения террористического акта, а также указать, какие средства мне необходимы для этой цели».

А что делает Таврин?

«Получив от ГРЕФЕ задание составить план совершения террористического акта, я был доставлен одним из сотрудников ГРЕФЕ в гостиницу, где меня поселили. В тот же день ко мне приехал ЖИЛЕНКОВ, которому я рассказал о задании, полученном от ГРЕФЕ, а также о трудностях, возникших у меня при попытке написать план совершения террористического акта. Тогда ЖИЛЕНКОВ предложил мне свою помощь и увёз к себе на квартиру. Там он написал этот план, поручив мне переписать его своей рукой и вручить ГРЕФЕ», — припомнит на следствии Таврин.

О плане он расскажет кратко: «Большая часть была посвящена всякого рода клеветническим выпадам против Советского правительства и декларированным утверждениям о необходимости совершения террористического акта против И.В. СТАЛИНА. Затем было указано, что террористический акт должен быть совершён путём проникновения на какое-либо торжественное заседание. Всё это было написано ЖИЛЕНКОВЫМ, я лишь дописал о средствах, необходимых для его выполнения».

Ковда Таврина спросят: «Следовательно, вы по своей инициативе потребовали от немцев такие средства, как отравленные разрывные пули и бронебойные снаряды?» «Нет, я этого не требовал. Всё это мне дали немцы незадолго перед переброской через линию фронта. В плане я написал лишь о том, что мне необходимы 500 тысяч рублей денег, документы и пистолеты», — ответит он.

Словом, он банально переписал план совершения террористического акта своей собственной рукой, так как додуматься до такого его больная на воображение голова не смогла. Однако приписал нужную для себя сумму в 500 000 рублей. Только после этого Таврина направляют в распоряжение начальника главной команды «Цеппелин» («Норд») Крауса. И всё же роль Жиленкова в деле Таврина была установлена. Жиленков убедил немецкое командование поверить Таврину. Как утверждают немецкие исследователи, именно он предложил идею теракта в Кремле начальнику одного из управлений абвера Эрвину Лахузену, а Петра Таврина — на роль его исполнителя.

23 сентября 1943 года Таврин приезжает на место, где до 6 ноября занимается физической подготовкой и тренируется в стрельбе из различных систем оружия.

Затем третья поездка в Берлин. Сам Таврин полагал, что Грефе хотел лично проверил», как идет его подготовка, так как в беседах только об этом и шла речь. Более того, немец приказал ускорить окончание подготовки. Об особой миссии, которую готовили Тавриду, говорит множество фактов, в том числе и такие: по указанию Грефе в Берлине ему была куплена цивильная одежда и обувь хорошего качества. Также по его указанию в Берлин была вызвана жена Таврина — Лидия Яковлевна Шилова (жена с ноября 43-го). Вместе они провели десять дней. В Берлине в это время также находился и Краус, который известил агента о его переводе в Ригу, так как в Пскове было замечено множество советской агентуры.

5 декабря 1943-го Таврин прибыл в Ригу, куда 20 января 1944-го была переведена из Пскова вся команда «Цеппелина».

Там в рижском военном госпитале под наркозом ему были сделаны большая рана на правой части живота и две небольших раны на руках. Пролежав в госпитале 14 дней, Таврин выписался со следами на теле, схожими с зарубцевавшимися ранами.

Сам факт такой операции говорит о тщательной подготовке немцев к предстоящей операции. То есть легенда отрабатывалась вплоть до незначительных мелочей. Правда, изначально речь шла о выброске Таврина под видом инвалида войны, в связи с чем от агента требовали согласиться на хирургическую операцию, в результате которой он должен был стать хромым. Но Таврин уперся, и остановились на обыкновенных рубцах. Безусловно, Таврин был авантюрист, но не настолько, чтобы вернуться на родину инвалидом.

К слову, легенда прикрытия, как и задание, для каждого агента отрабатывались по окончании теоретического курса и практических занятий. Нередко для некоторых агентов готовили две, а то три легенды. Этого требовали условия, в которых они могли оказаться на советской территории. Также тщательно готовились экипировка и фальшивые, но достаточно надежные и безукоризненно сработанные удостоверения, справки и разного рода аттестаты.