С диким писком в потолочное окошко лезли, ругаясь по-птичьи, две ташени. Одна подмяла вторую, цапнув за крыло, и та заверещала высоко и тоненько. Я лихо прыгнула им навстречу, а то сейчас разбудят Снежка, питомца Дахху, и утро наступит по всей пещере – принудительно… Обе записки, клацнув друг на дружку на прощание, обмякли в моих немагических руках.

Птичка покрупнее была глубокого антрацитового цвета – с белыми чернилами. Так-так! Полынь шлет новости из дворца!

Я сама постеснялась писать ему вчера – Марах показался бы максимально неуместным объектом в белоснежных чертогах, – и поэтому сообщение от Ловчего крайне меня порадовало.

Впрочем, записка оказалась весьма лаконичной. «Это кошмар», – гласила она.

Особенно драматично получилась точка: такая жирная и обреченная, будто перо куратора долго над ней висело, истекая чернилами подобно крови… А королева стучалась, стучалась в это время в дверь… Ну и пошли у меня фантазии.

Я тихонько посмеялась.

Вторая птичка была от Андрис Йоукли: «Тинави, йоу! У нас тут убийство. Селия сказала, чтобы им занялась ты. Я уже на месте. Мы с Эшем пока все огородим, приезжай к восьми тридцати. Ждем!» И адрес.

Так, понятно. Судя по всему, Селия согласилась оставить меня в ведомстве не авансом, а чисто затем, чтобы теперь садистски убить, похоронив под огромным количеством расследований.

С другой стороны, я свободный человек и в любой момент могу отказаться от части нагрузки или даже сменить работу, если меня что-то не устраивает. Так что не лги себе, Тинави из Дома Страждущих! Нравится тебе впахивать, вот ты и поддаешься, кормишь свою любознательность и гордость.

Хотя и поспать тоже хочется…

Я с тоской потерянной возлюбленной посмотрела на свой раскуроченный спальный мешок. Он притягательно пах теплом и уютом. Милый, я буду скучать по твоим пушинкам! Но долг зовет. Прощай.

Я натянула свитер с огромным воротом, высокие гольфы и, не переодевая пока спальных шорт, выползла в основное помещение пещеры.

Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что Дахху тоже не спит.

Друг сидел на высоком барном стуле за кухонной стойкой. Его оранжевый халат, отброшенный назад, спускался до пола, как мантия. Руками Дахху обреченно обхватил лицо. Волосы всклокочены. По столу живописно разбросан ворох бумаг о Марцеле.

– От трудоголизма умирают, между прочим! – предупредила я, подходя.

Смеющийся перевел на меня осоловелый взгляд.

– Или просто становятся другим человеком, как это сделала Марцела… – Он зевнул.

– Может, в документах ошиблись? – Я вскарабкалась на соседний стул и подтащила к себе чашку для кофе, банку с зернами и чайник. Дахху скрутил из пальцев что-то, похожее на фигу: кофейные зерна послушно перемололись и вошли в соитие с кипятком.

Друг покачал головой:

– Нет, так масштабно не ошибается даже правительство. Там не сходится три десятка пунктов, представляешь? Завтра поеду в другие Архивы, поищу объяснение. Я бы спросил у самой Марцелы, но биография – это же подарок… Нельзя испортить сюрприз.

– Или выдать себя врагу. Вдруг Марцела – иджикаянская шпионка?

– И поэтому столько лет пашет на благо Смахового леса, не щадя живота своего, конечно…

Я капнула в кофе сливки и полюбовалась тем, как причудливо разливаются их облака по смолянистой пленке. Плоская темнота вдруг наполнялась объемом, когда сливочный взрыв разбавлял кофейную черноту. Дахху, подперев щеку, смотрел туда же. Из дальней «кельи» доносилось сладкое посапывание Кадии. И, в унисон, храп Снежка.

– Хорошо-то как, – вздохнула я. – Так бы и сидела, знаешь.

– Так сиди. – Друг улыбнулся. – Я тебя что, гоню? Куда несешься?

– Убивать… Ой, то есть наоборот, спасать. Вернее, расследовать – спасать уже некого. Короче, как ни крути, ничего благообразного.

– Я понял. – Дахху рассмеялся. – Великую Тинави ждут великие дела. Путаные, но оттого не менее интересные.

Из гостевой кельи вдруг донеслось довольное причмокивание и сонное бормотание: «брум-брум… повышение… да… я готова».

Мы с Дахху чуть со стульев от хохота не попадали.

В высокие окошки пещеры заглядывало утреннее солнце, игриво скакало по белоснежной шкуре спящего волка, грело горбинку на носу Дахху, считало родинки на моих руках. У солнца явно было немного времени – согласно прогнозу Башни, день обещал быть дождливым, – и светило крутилось, как пчелка, делая максимум возможного.

Я попросила друга:

– Кстати, ты мог бы отправить письмо Полыни, пожалуйста? Во дворец. Вот такое: «Ты справишься! Я в тебя верю!»

– Что у него там происходит? – заинтересовался Дахху.

– Хм. Если кратко: Ловчий столкнулся с тем, что другие люди находят его до пепла привлекательным, и это не всегда так приятно, как кажется.

– Звучит многообещающе, – фыркнул друг.

Он достал из ящика блокнотик с алыми заготовками для будущих ташени, вырвал один лист, задумчиво покрутил в руках.

И вдруг усмехнулся:

– Ох, представляю, как Анте вызверился бы на меня за то, что я отправляю для тебя ташени.

– Он-то здесь при чем?

– Ну, он считает, что ты совершила ошибку, отказавшись от магии. И если бы окружающие не поддерживали тебя в твоем уровне комфорта, ты бы, дескать, все-таки как-то умудрилась вновь приблизиться к божественному… Знаешь, это как вышвырнуть птенчика из гнезда. Пнуть, чтобы летел.

– А если это птенчик птицы киви?!

– Э… Кхм. В общем и целом Анте очень жалеет о твоем потерянном потенциале, суть в этом. Он зол, что ты отказалась от колдовства. И хотел бы показать тебе, что ты потеряла. Потому что… ну… мало ли. Вдруг однажды ситуация изменится. Или тебе как минимум можно развиваться в теоретическом колдовстве. Мы много говорили об этом в поездке.

Я изумленно смотрела на Дахху:

– Отложим нравственный вопрос того выбора – хотя это сложно, привет принцу Лиссаю. В любом случае, я думала, Анте рад моему отказу! Это ведь была его магия. Он бы завидовал, наверное.

– Да, но останься она у тебя – он бы мог… Как бы это сказать… Приблизиться к ней. Давать тебе советы, руководить тобою. А так его сила зря болтается в амулете на шее Авены, которая непонятно где бродит, и толку от этой силы – никакого…

Я с грохотом поставила чашку на стол. Смеющийся ойкнул и позеленел, что было подвигом, учитывая, что он и так всегда какой-то оливковый.

– Ну-ка, повтори! Анте надеялся примазаться и руководить мною? С какой это радости?

– Он все же бог со стажем… А ты могла бы ерунды наворотить с непривычки…

– «Бог со стажем»! Научил бы меня убивать, наверное?