Шоколад лип к зубам. Я сразу съел свою долю – нет нужды экономить и растягивать удовольствие: в организме энергия сохранится лучше. Скудную трапезуя обильно запивал холодной водой из озерца.

Дима отошел в сторону и прилег. Жаль, что мы оставили плед в вертолете. А китаец словно чувствовал, что он нам не понадобится, точнее, что большая часть поклажи не сохранится, когда мы собирались лететь этим утром, Утром? Да… Сейчас день близился к вечеру, но до наступления темноты оставалось еще несколько часов.

Веточка, сообразивший, что дополнительной кормежки в ближайшее время не предвидится, пошел вместе с китайцем, но улегся немного поодаль. Хотя псу не нужно было волноваться за свою жизнь и тащить сумки его никто не заставлял, а в каменной норе где мы ползли, Альберт шел едва ли не с гордо поднятой головой, он тоже устал. Может быть, от переживаний за хозяйку.

Мила съела половину своей доли шоколада, подумала немного, протянула остатки плитки мне.

– Хочешь?

Хочу ли? Не вполне верный вопрос. Я ничего не хочу! Но энергия мне крайне необходима!

– Нет, спасибо, – коротко ответил я. – Надеюсь скоро мы раздобудем что-нибудь съедобное.

– Где? В кладовых монастыря?

– Может быть. В кладовых, под открытым небом Или там, куда мы отправимся после того, как Дима найдет свое сокровище.

– Ты еще надеешься что-то здесь отыскать? Большой удачей будет, если мы выберемся отсюда целыми и невредимыми!

Мила тряхнула волосами, достала из сумки гребень и начала причесываться. Я объяснил ей:

– Выбраться отсюда с камнем или без него – одинаково трудно. Так почему бы нам не попытаться добыть то, из-за чего сюда шел Дима? Разве тебе не интересно?

– Теперь уже нет.

– А мне интересно.

Девушка задумчиво наматывала на палец светлую прядь.

– Ты совсем не прост, Даниил! Явно заинтересован в том, чтобы Дима нашел свое сокровище… Именно Дима, а не ты. Так?

– Не знаю… Сложно сказать. Не исключено. А насчет моей простоты… Я ведь и не пытался показаться простым. Сразу предупредил тебя, что все не так, как может представиться с первого взгляда.

– На кого ты работаешь? Или ты просто авантюрист, искатель приключений?

– Нет, приключений я не ищу. А работаю на Собор.

– Что это значит? – Мила удивленно подняла брови.

– Если ты не слышала о нем прежде, объяснять бесполезно.

– И все-таки? Это какая-то секретная организация?

Зеленые глаза девушки смотрели на меня с неподдельным интересом.

– Мы наблюдаем за порядком. Поддерживаем стабильность.

– Служба безопасности?

– Одна из ветвей системы безопасности. Видно, в школе ты не слишком внимательно изучала основы государства?

– Постоянно прогуливала уроки.

– Бегала на свидания? – поинтересовался я.

– Все больше – в реальное кино, – улыбнулась Мила. – Бывало, что и с мальчишками. У меня хватало поклонников. Но чаще – с подружками. Мальчикам и девочкам нравятся разные фильмы… А сейчас я бы сходила в ресторан. В Кабуле есть рестораны, как ты думаешь? И есть ли в Афганистане своя национальная кухня?

– Затрудняюсь сказать, – честно признался я. – Своя кухня есть у каждого народа, но я мало знаю об афганцах. Рестораны в Кабуле должны быть – как Же без них? Можно пригласить тебя в ресторан? Необязательно в Кабуле – где-то еще…

– Ты намереваешься тащить меня за собой все Дальше и дальше? – довольно-таки прохладно поинтересовалась Мила. – Не знаю, Даниил. Ты не слишком понятен мне. И недавно сам посоветовал быть осторожнее. Помнить, что тебе девяносто семь. Так?

– Да.

– Я не очень верю в твой возраст, но совету твоему последую. И предложение твое отклоню. Буду держаться от тебя подальше. Когда это возможно.

От озера ощутимо веяло холодом. Камни вокруг нависали тысячетонным грузом. И тишина… в гроте стояла почти полная тишина.

Впервые за последние несколько лет мне стало по настоящему больно и одиноко. Обидно. Хотя на кого я мог обижаться? На себя? На мир? Во всяком случае не на молоденькую девушку, которая поступала очень и очень разумно…

– А сейчас я предлагаю отдохнуть, – закончила Мила. – Ты считаешь, нас не найдут в этом зале?

– Надеюсь на это. Во всяком случае, надежнее мы вряд ли спрячемся. Разве что вернемся обратно в нору, из которой попали в грот.

– Нет, лучше рискнуть и остаться. Здесь, по крайней мере, хватает воздуха и стены давят не так сильно. Но в этом гроте и правда совсем не жарко. Зал Холодного Уединения… Так, кажется, сказал Дима?

Мила поежилась, обхватив плечи изящными руками.

– Прохладного Уединения. Впрочем, перевести можно по-разному.

– Давай ляжем спать рядом. Будет хоть немного теплее. Или ты тоже боишься женщин?

– Я никого не боюсь. Мои действия подчинены рациональным побуждениям.

– Ну-ну, – таинственно улыбнулась Мила. Холод действительно шел от озера – возможно, вода в него поступала с ледников? Или от самых корней гор? Так или иначе, у стен грота было заметно теплее.

Мы устроились на одной из немногих ровных площадок. Когда-то, тысячи лет назад, на этом самом месте медитировали монахи. Пройдут, может быть, еще десятки лет, прежде чем человек снова заглянет в грот. Монастырь пришел в запустение, туристы редко посещают его, монахов не осталось вообще.

Раскопки завершатся – и долина Бамиана вновь опустеет надолго.

Мила прижалась ко мне, обняв рукой за шею. а чувствовал ее грудь, мягкую округлость бедра. Щека девушки касалась моей щеки, волосы щекотали шею. Тонкий, свежий аромат духов не мог сохраниться со вчерашнего дня. Не иначе, парфюмерно-косметический набор нашелся у Милы в сумке. Только когда она успела им воспользоваться?

Волновала ли меня близость девушки моей мечты? Той, что была для меня прекрасней всех?

И да, и нет. Сердце мое не билось учащенно. Дыхание оставалось ровным. А мысли… Мыслям не прикажешь. Я хорошо осознавал, что романтика в наших отношениях отсутствует. К человеку, который ей небезразличен, Мила не стала бы так прижиматься.

Девушка поняла, что я – черствый сухарь. И вела себя со мной соответствующим образом. Сухари и нужны для сугубо утилитарных целей. Удовольствия от них мало, польза кое-какая имеется. Сейчас я помогал ей согреться. Без лишних эмоций. Не китайского же монаха в очередной раз смущать?

Я невольно усмехнулся, представив себе пробуждение паренька. Что он подумает о невоздержанных и развратных русских? Хотя ни невоздержанности, ни тем более распущенности в нашем поведении не прослеживалось. Только ярко выраженная эмансипация Милы, трезвое отношение к жизни нас обоих, подавление или даже отсутствие эмоций с моей стороны…