Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ваше величество прекрасны, как цветок гранатового яблока! — восхищалась служанка.
— Я не знаю, что такое гранатовое яблоко, но спасибо.
— Великий визирь уже ждёт вас. Не следует заставлять его нервничать.
— Конечно-конечно. Передай ему, что я иду.
Мирэн вошла в тронный зал. Длинный стол ломился от изысканных яств. Одна сторона была знакома. Жареный поросёнок, колбаски по-карнаутски, студень из кабаньих ушей, запечённые караси, фаршированная куропатка, печёночный паштет, козий сыр и многое другое. Блюда со стороны визиря были ей незнакомы. Вероятно, вавилонские традиционные блюда.
Титглатпаласар сидел на высоком кресле правителя. Он наблюдал за княгиней опершись на локти и скрестив фаланги пальцев. Он улыбался. Правда, за эту улыбку — придется дорого заплатить.
— Присаживайтесь ваше величество — приказал он.
Стол невообразимо огромен. Мирэн ни разу не пробовала такие блюда и в таком количестве. Благо, она знала правила этикета. Быстро справившись с обилием ножей и вилок, она была готова к пиру.
— Прости, что так долго затягивал наше знакомство. Тебя обижали?
— А разве так разговаривают с княгиней? Пусть даже и пленной.
— Тебе почём знать, как обращаются с княгиней?
Мирэн опешила. Она не понимала, что конкретно имел в виду министр. Визирь улыбнулся:
— Нет, ты не в плену.
— Тогда я могу уехать?
— Зачем? Тебе наскучил Пипт? — Титглат одел салфетку. — С радостью объявляю, что ты уезжаешь в Вавилон.
— И разве это не плен? — княгиня не спешила завтракать.
— Нет. — отсёк визирь и отрезал себе кусок мяса с ближайшего блюда. — Ты моя гостья. Ею ты и останешься, если не хочешь, чтобы тебя казнили на родине.
— Мой отец, меня не может казнить!
— Твой отец? — съехидничал Титглат и кинул в рот маленький кусочек пищи. — Как это мило.
Мирэн вспыхнула. Визирь наслаждался её внутренним волнением. Растягивал удовольствие. Княгиня впала в ступор. Застыла со странным выражением лица. Гнев или страх — не понятно.
— Давай я тебе кое-что проясню. — сказал он, вытирая рот салфеткой. — Я знаю, что ты никакая не княгиня с самого первого дня. Я держал тебя подальше от всех. Никто не должен был прознать о промахе, который допустил отряд диверсантов. Ты служанка и не более того.
Мирэн уронила руки. Одна из вилок с раздражающим звоном упала на пол.
— И… и… — всхлипывала она, потеряв всякое самообладание — Что? Что теперь со мной будет?
— О! Не плачь. Я тебя не обижу. Ты будешь продолжать играть свою роль. Мне очень важно, чтобы все считали, что ты и есть княгиня Файоннагуала. — министр улыбнулся. — Никто, кроме тебя, меня и Гульнары не знает этот секрет.
— И отряда, который виновен в её гибели.
— Ты права. — задумавшись ответил визирь. — Ты очень умная для служанки. И то, как ты подошла к маскировке — впечатляет! Изумительное сходство! Но!
— Что не так? Нос?
— Родинка под левым глазом, а должна быть под правым.
До Мирэн дошло, что она перепутала стороны из-за отражения в зеркале. Она так волновалась и всё зря. А может и нет.
Титглат встал с места. Прошёлся медленно, но уверенно к девушке. Наклонился и посмотрел в глаза. Его поза напоминала стойку кобры перед прыжком. Княгиня превратилась в мрамор. Он провёл тыльной частью ладони по её щеке. Сжал губы и покачал головой.
— И пусть тебя не обманывает моё дружелюбие. Ведь если я решу, что ты плохо играешь или плетёшь за моей спиной интриги… — Голос его убаюкивал девушку.
Министр взял нож и воткнул его в тушку дичи. Лезвие достало до тарелки. Скрежет соприкосновения с фарфором — заставил княгиню съежиться ещё сильнее. Она стала ручным зверьком изверга.
С этими словами Титглат оставил её заканчивать трапезу. Визирь ушёл, а Мирэн зарыдала.
Слова глупой служанки возымели последствия. Министр обычно доверял своим разведчикам и шпионам. В этот раз он решил перестраховаться.
Тёмной ночью отряд Бараба отдыхал в полном составе. Им снился дом, слава и почести. За эти дни судьба разбаловала их. Комнату раздувало от геройского храпа бравых воинов. Одна Кира не спала. К запаху и манерам она привыкла, а вот к храпу — нет. Её поместили у входа. В темноте ей послышались посторонние звуки. Она открыла глаза. Над ней нависали две огромных фигуры. Крикнуть не успела. Ей заткнули рот кляпом и одели мешок на голову. Связали по рукам и ногам. Весь отряд повторил её участь. Некоторые пытались противиться, но безуспешно. Противников было больше.
Их буквально вынесли из гостиницы на руках. Сначала они слышали городскую суету. Пьяные солдаты в отгуле орали армейские гимны. Кто-то плакал на улице. Затем шум резко стих, а через время они услышали хор сверчков. Не было сомнений — они покинули Оик. Шли недолго, вскоре их поставили на колени и сняли мешки.
Факелы слепили глаза. Отряд Бараба из девяти человек — стояли перед десятью вырытыми могилами. Нападающие были в масках. Лишь один человек не боялся показать лицо — великий визирь.
— Господин! — воскликнул Ашер. — Что это значит?
— Отряд Бараба думает, что они всесильные герои. — начал речь Титглат. — Они забыли благодаря кому они дышат, и с чьей руки едят!
— Господин. — прошептала Кира. Её глаза говорили о внутреннем ужасе. — А я тут почему? Чем я провинилась? Я только вступила…
Министр не одарил её взглядом. Он продолжал:
— Датабам Бараба знает такие тайны, о которых должны помалкивать. Я ценю ваши навыки. Вы хорошо постарались, хотя и наделали пакостей своему визирю. Я теперь вынужден врать и выкручиваться!
— Господин! Если это из-за ошибки Кефы, то… — начал было Мелкицедек.
— Молчать! — вспылил в ярости, обычно спокойный министр. — Вы даже между собой не имеете права обсуждать государственные тайны. А со мной вы можете о них говорить только тогда, когда я позволю!
Титглат взял себя в руки.
— Вы верно заметили, что вас девять, а могил десять? Не важно сколько из вас знает о той или иной тайне. За государственную измену я казню всех! Я ваш, и отец, и судья! Одна из тайн особо важна для меня. И горе мне, что вы её знаете. Но вы будете молчать, как полевые мыши. Если проболтаетесь — поплатитесь жизнью. Все вы! Да накажет меня Мардук, если я позволю вам выжить!
Деревня Щёссер
Нелли покинула оазис. Трое разбойников так и остались закопанными в песке по шеи. Таков был её приговор негодяям. Она во всём следовала ордынским учениям.
За неделю в дороге, ничего не изменилось. Унылая дорога посреди безжизненных пустошей — не внушала