лицемерам» о. Илиодор устроил «писакам „Церковного вестника“» форменный разнос. Священник именовал их «зажиревшими мракобесами», не имеющими «ни любви к Родине, ни ревности о благе Церкви Православной, ни сострадания к народу своему», и грозил им казнью и народным гневом.

Затем «Вече» одну за другой опубликовало три программные статьи о. Илиодора — «Когда же конец?», «Видение монаха» и «Плач на погибель дорогого Отечества». Касаясь в мемуарах своей публицистической деятельности, Сергей Труфанов из множества статей вспоминает эти три с прибавлением еще одной («Моим высоким судьям»). Поэтому именно их следует считать программными. Да они и сами за себя говорят, значительно выделяясь из общей массы. Эти три блестящие сочинения — вершина его публицистического творчества. По-видимому, они были написаны за зиму 1906–1907 гг. Возможно, материалом для них послужили устные проповеди, произносившиеся у почаевской колокольни: биограф замечает, что в то время о. Илиодор «издавал свои речи».

Статья «Когда же конец?» была позже продублирована в «Почаевских известиях». Ввиду ее длины пришлось выделить отдельный номер, даже немного увеличив его формат.

Не считая предисловия, посвященного недоразумениям между правительством и «Союзом русского народа», статья представляет собой проект прошения, которое могла бы подать Императору гипотетическая монархическая депутация. Это эмоциональный призыв четко определить свое отношение к идеям, проповедуемым Союзом:

«Государь!

Скажи нам, Твоим детям, изнывающим и страждущим, кто мы для Тебя: враги Твои или друзья?».

А так как Император, безусловно, должен быть монархистом и консерватором, то ему следует вести соответствующую политику во всех направлениях — в церковном, инородческом, рабочем и других вопросах. Изложив со множеством восклицательных знаков подробности, о. Илиодор заключил свое обращение к Государю просьбой санкционировать народный самосуд над революционерами и либералами:

«Прежде повели, Великий Самодержец, поместному Церковному Собору, Тобою созываемому, проклясть всю эту нечистоту, а черным миллионам повели, Государь, убрать ее, куда следует…

Вот она, уже идет тесно сомкнутыми рядами верноподданная Тебе черная рать; вот уже раздаются звуки бубнов и литавр!.. Показались метла с собачьей головой Ивана Грозного, копье Ермака, меч Пожарского! Скажи, Царь, скажи свое властное слово, и Илья Муромец привезет к Тебе соловья-разбойника, а Георгий Победоносец тяжелым копьем с крестом насмерть пронзит проклятую революционную гидру!

Заботник наш!

Идет Святая православная Русь спасать своего Государя, Церковь и Родину!

Мы кончили, Царь! Повели, если угодно Тебе, казнить нас или миловать и счастьем дарить».

Таким образом, «конец», вынесенный в заголовок статьи, — это конец смуты или, в широком смысле, европеизации России. Настанет «конец» тогда, когда верховная власть даст ответ на эту петицию, которую еще предстоит подать.

Впоследствии, вспоминая свою знаменитую статью, Сергей Труфанов делал акцент на аграрном вопросе. Самой темой будто бы заинтересовался после беседы с солдатами в манеже Драгунского полка в Старом Петергофе и через неделю опубликовал свое «открытое письмо царю». Но, по-видимому, та беседа состоялась лишь весной 1907 г. Далее анахронизмы продолжаются: со ссылкой на Дубровина следует рассказ о совете членов императорской фамилии, где обсуждалась судьба удельных земель. Однако дневник Николая II датирует это совещание 30.VII.1906. Сама передача удельных земель Крестьянскому банку состоялась осенью 1906 г. Статья же о. Илиодора была написана позже.

«Видение монаха» — ключевое произведение для понимания всей политической деятельности о. Илиодора и, главное, его взгляда на собственную роль в судьбе России. Вдохновлялся автор, несомненно, Апокалипсисом. Подобно Иоанну Богослову, некий монах, в котором сразу угадывается сам о. Илиодор, сподобляется пророческого видения. Оно аллегорически изображает современное автору политическое положение, а также предстоящее сражение правого лагеря с левым и торжество черносотенцев. Сон, привидевшийся главному герою, переполнен яркими образами: оторванный край царской порфиры, народная кровь, сочащаяся со страниц левых газет, источающие смрад кадильницы и поломанные посохи в руках святителей-либералов…

Изображение левого лагеря с его трофеями невольно наводит на мысль, что о. Илиодор описывает грядущую Советскую власть: «на помосте в луже крови лежало в облачениях несколько священников; над ними была сделана одна общая надпись: „вот, как мы поступаем с попами, осмеливающимися в то время, когда мы кричим `долой Самодержавие`, у Престола какого-то Бога молиться за Самодержавных Императоров“. Далее следовали люди, которые в руках держали широкие чугунные плиты; на плитах было красными буквами написано: „на этих плитах мы жарили черносотенцев“. За этими следовали другие; эти держали иконы Спасителя, Божией Матери, святых угодников, церковные сосуды и другие священные вещи, но все это было осквернено; на всем лежала печать грубого кощунственного поругания; люди, которые держали эти вещи, были звероподобны; показывали свои большие зубы и как-то неистово кричали и, злорадно кивая в сторону черной сотни, говорили: „вот как мы разделываемся с вашими досками, святыми мощами, а вы еще толкуете о каком-то Боге, о каком-то небесном Правосудии; суеверы вы, темный народ!“». Но он не прозревал будущее, а описывал настоящее, увы, мрачное.

Над левым лагерем о. Илиодор поместил того, кого считал подлинным вдохновителем революции: «Монах … заплакал горько и возвел глаза к небу, но вместо неба он увидел… сатану». Но увидел и небесный престол, поддерживаемый, наравне с ангелами, душами людей, убитых революционерами. Седящего на престоле о. Илиодор описать не дерзнул, но зато передал свой воображаемый диалог с раздавшимся оттуда Голосом:

— Монах, служитель Мой, что же ты ничего не говоришь этим народам?

— Что же я скажу им, Господи?

— Вам даны законы Неба, и разве ты не знаешь, что говорить стоящим по правую и по левую сторону?

— Знаю, Господи, знаю, только я не смею сказать людям грозное слово, ибо сам человек грешен.

— Ты не свое слово будешь говорить, а Мое; я знал твое недостоинство, но избрал тебя сосудом Своим, чтобы ты не возгордился и чтобы чрез твою немощь явилась Моя Сила; Я дал тебе право вязать и решать [так в тексте]; поэтому не убойся ничего и сделай то, что ты должен исполнить!

— Исполню, Господи, исполню! Не смею ослушаться слов Твоих.

Покорный этому повелению, монах изрекает свой суд над обоими лагерями: левым — проклятие, правым — благословение. Затем призывает черную сотню выступить в последний бой за веру, Царя и права русского народа. Однако этому призыву монархисты следуют не ранее, чем является долгожданный гонец из северной столицы: как уже говорилось, о. Илиодор всегда ставил народное выступление в зависимость от царской воли.

Собственно битвы нет: «Вдруг рассеклось пространство небесное, и на облаках явилась Матерь Божия с омофором. По правую сторону ея находился Св. Георгий Победоносец. Он копьем поразил сатану, а поклонники последнего, видя гибель своего отца, начали в отчаянии избивать друг друга. Черной сотне не пришлось даже употребить в дело меча».

Торжествуя, монархисты направляются в столицу ко дворцу,