Когда обе армии столкнулись, лорд Аннандейл, по-прежнему державшийся позади, содрогнулся от сладкого ужаса слитного кавалерийского удара. Копья разлетались в щепы, лошади вставали на дыбы и пятились назад, всадники вылетали из седел. Кровь лилась рекой, плоть разверзалась страшными ранами, лопаясь на куски, когда острия копий насквозь пронзали кожаные акетоны и кольчуги. Обычно рыцари стремились сбить противника с коня, ранить и захватить его в плен, поскольку за хладный труп выкупа не потребуешь, но сейчас смерть, как продажная девка, без разбора увлекала в свои темные объятия и безусых юнцов, и ветеранов многих битв.

Отряд Эдуарда прошел сквозь левый фланг неприятельской армии, как нож сквозь масло, оставив после себя зияющие бреши в рядах противника. Сломанные копья были отброшены в сторону, те, что невозможно было вытащить, остались в телах, и враги схватились за мечи, вступив в кровавую сечу. Лязг клинков, звуки ударов о шлемы и щиты и крики людей слились в грозный, безумный грохот. Рыцари падали на землю; те, кому удалось устоять на ногах или подняться, стаскивали с коней удержавшихся в седлах всадников, увлекая их в мешанину пешего столпотворения. Здесь, внизу, мечи оказывались бесполезными, и в ход пошли кинжалы. Сражение окончательно утратило свое очарование, превратившись в кровавую бойню. Последние останки рыцарского воспитания слетали с людей, как ненужная шелуха. Они рубили и кололи, выискивая бреши в обороне противника. Под копытами лошадей вместо глухих ударов звучало мокрое чавканье — это ломались руки, ноги и позвоночники.

Над холмами встал удушающий запах крови, когда отряд Эдуарда смял левый фланг Монфора; часть его людей рубилась с противником, а остальные стали окружать его с боков. Воины Монфора сражались с мужеством отчаяния, но вскоре оказались в полном окружении. Оставаться в седлах им становилось все труднее; враги набрасывались на их коней, стараясь повредить им задние ноги. Рыцари Эдуарда издали его боевой клич; клич, который привел под его знамена многих молодых рыцарей с турнирных полей во Франции на залитые кровью холмы Уэльса. Медленно, но неизбежно ряды вражеской армии начали подаваться под безудержным натиском сил Эдуарда. Рога заревели победную песнь, когда молодой лорд и его сторонники окончательно рассеяли левый фланг армии Монфора.

Но два других полка королевских войск вели тяжелое, упорное сражение с правым флангом и центром мятежников, которые затратили намного меньше сил на то, чтобы сблизиться с противником, сполна воспользовавшись преимуществом своего положения на вершине холма. В центре, против графа Корнуолла, сражался сам Монфор вместе со своими закаленными в боях рыцарями. Сын Корнуолла организовал атаку довольно бездарно, его рыцари рассеялись и сражались каждый сам по себе. Монфор, напротив, сомкнул ряды, создав непреодолимый барьер, на который рыцари Корнуолла накатывались, как волны на скалы, разбивались и отступали назад. Сражение в центре растянулось уже по всему склону холма. Несколько раз рыцари Корнуолла пытались обойти противника с флангов, но Монфор ревом рогов бросал в бой своих лучников, тучи стрел которых ослепляли и опрокидывали нападающих.

Что до короля Генриха и его баронов, то на левом фланге их битва носила более позиционный характер. Бросив в бой последние резервы мелких подразделений, им удалось потеснить правое крыло армии повстанцев. Но, в отличие от разящей атаки Эдуарда, рассеявшего своих противников, им приходилось буквально выбивать каждого из своих врагов поодиночке, поскольку сдаваться те не собирались.

На противоположном склоне холма, в хаосе уничтоженного левого фланга Монфора, люди Эдуарда подняли его ярко-алый стяг, в центре которого дышал пламенем золотой дракон, — знак того, что пощады не будет. Благородные дворяне, уцелевшие в бою, будут захвачены в плен, и за них будет заплачен выкуп, но пешие воины не могли рассчитывать на подобное снисхождение. В большинстве своем это были лондонские обыватели, которые не могли принести ни денег, ни славы победителям. Они годились лишь для того, чтобы рыцари могли утолить жажду крови или черви — голод. Рыцари Эдуарда, оставив позади разрозненные остатки кавалерии Монфора, набросились на них, как волки на овечье стадо. Пехотинцы, будучи не в силах выдержать страшный удар закованных в латы всадников, повернулись и бросились бежать под защиту леса. Люди Эдуарда ринулись за ними в погоню. Поднявшись по склону и перевалив через его макушку, они устремились вниз по его противоположной стороне и вскоре скрылись из виду.

Впереди виднелась сплошная стена пик и копий — это правый фланг Монфора упорно сопротивлялся натиску полка короля Генриха. Граф поудобнее перехватил копье и пришпорил своего коня. Через две щели в забрале он видел хаос впереди, а колено его оказалось зажатым между седлом и боком соседнего скакуна. Внутри шлема царил ад, и он задыхался от запаха собственного пота. Как только во вражеских рядах открывался хоть крошечный проход, Брюс громовым рыком подгонял своих людей, которые по-прежнему держались тесной группой вокруг него, и они слитной массой устремлялись вперед, разя насмерть любого, кто пытался прорваться к ним навстречу. Полк Эдуарда давно исчез из виду, равно как и пехотинцы, которых он преследовал. А вот центр и правый фланг Монфора, даже под давлением численно превосходящих сил противника, держались. Стремительное продвижение Эдуарда обнажило фланг Корнуолла, и Монфор сполна воспользовался этим преимуществом, лично возглавив составленный из ветеранов отряд, чтобы опрокинуть полк графа.

Кишащая толпа перед Брюсом вновь раздалась в стороны, и из образовавшегося прохода на него ринулся кто-то из людей Монфора. Он был забрызган кровью с головы до ног, в центре щита красовалась огромная звездообразная вмятина. Угадать, кто находится под доспехами, было невозможно, и только рукава накидки и наплечники позволяли строить предположения. Но и то, и другое было Брюсу незнакомо, что не помешало ему нанести удар копьем, который пришелся в шлем противника сбоку. Железный наконечник со скрежетом проехался по металлической щеке и соскользнул. От удара всадник покачнулся в седле, но нашел в себе силы замахнуться и нанести удар мечом по шлему Брюса. Лорду Аннандейлу показалось, будто голова его превратилась в наковальню. Перед глазами у него все плыло, похоже, он получил сотрясение мозга. Зарычав и превозмогая боль, он вновь нанес удар копьем. Однако противника уже не было перед ним; кто-то из вассалов Брюса сбил его с коня в кровавую кашу под копытами, и подняться тот уже не смог. В ушах у лорда звучали неистовые крики людей, перемежаемые истошным ржанием лошадей. В прорехи в боевых порядках Генриха прорывалось все больше и больше рыцарей Монфора, сея смерть и разрушение.

Конь перед Брюсом вдруг встал на дыбы, сбросив с себя всадника. Тот опрокинулся на лорда, выбив копье у него из рук. Изо всех сил натянув поводья, чтобы не дать своей лошади удариться в панику, Брюс выхватил из ножен меч, и тут на него налетел очередной мятежник. Скакун под ним отчего-то присел на задние ноги, но это не помешало лорду нанести страшный удар врагу в шею, отчего его кольчуга разлетелась на куски. Меч застрял в разрубленном плече, и Брюс с трудом вырвал из трупа окровавленное лезвие. Где-то впереди заревел рог.