* * *

Милая девочка по имени Маша нравилась Геннадию все больше и больше. Она почему-то никак не могла отойти от своей печали. Впрочем, все эти питерцы, сидящие за праздничным столом, были явно не в себе: какие-то вздрюченные, нервные, встревоженные. Похоже, они все говорят совершенно не то, что думают. Одна Маша молчит и поглядывает то на отца, то на парня, сидящего напротив нее. А парень больше всех не в себе. Может, наркоман? Эк его скрючило на сторону! И вообще, синий какой-то. Неужели он Маше нравится? Геннадий уловил идущую из глаз девушки теплоту, когда она смотрела на этого наркомана. Ну, ничего, еще не все потеряно! Не жена же она ему! Еще ни одна юная красотка не смогла устоять против его, Геннадиевого, обаяния. Так что этот синелицый ему не помеха. Маша достанется ему, как всегда доставались любые девчонки, которые нравились. А если в борьбе, так это еще слаще!

А папаша у Маши странноват: будто только что явился с бандитских разборок. Некоторые ранки продолжают слегка кровоточить, а мафиози изо всех сил делает вид, что ничего не произошло, что у него ничего не болит, что он весел и любит, как родных детей, всех гостей до единого. Как-то все ненатурально, неестественно и даже противно! Но ради Маши стоило сюда прийти.

* * *

Неожиданно для всех Ольга Зданевич очень умело поддерживала разговор, будто была хозяйкой праздника: весело отвечала на вопросы, задавала свои, выглядела душкой и обаяшкой, но при этом старалась незаметно рассмотреть одноклассниц мужа и даже разгадать их.

От обеих женщин исходила скрытая опасность, и непонятно, от какой больше. Обе они были красавицами. Обе одной масти, длинноногие, со стройными фигурами. Антон сидел рядом с Ольгой, и ей не видно было, на какой из подруг чаще останавливается его взгляд. Но в том, что взгляд останавливается и что взгляд этот – особый, она чувствовала нутром. Неужели между ее Антоном и одной из них что-то было в школе? А если не в школе? Вернее, не только в школе… У них вполне могли возобновиться былые отношения, когда он приехал с Дальнего Востока в Петербург. Старая любовь пускает глубокие корни.

Ольга вдруг явственно осознала, что приглашение на день рождения не случайно, что на этом празднике непременно должно произойти что-то такое, что перевернет ее жизнь. Из-за которой же из двух все полетит к чертям? Из-за Кати? Что-то она неважно выглядит… Или все дело в Вере, хозяйке дома? Она так хороша сегодня: и платье, и прическа…

Ольга прикинула, на кого мог сильнее, как сейчас говорит молодежь, запасть Антон: на женственную утонченную Катю или на жестковатую резкую Веру. Пожалуй, что на Катю. Конечно же, на Катю. Ольга хорошо знала своего мужа.

Жена Антона Зданевича была единственным человеком, кроме, разумеется, хозяйки, который находил смысл в этом странном дне рождения. Если бы она не настояла на своем и не пришла в гости к Вере, то не знала бы, что ее семейное счастье находится под угрозой. Конечно, она и раньше уже кое о чем догадывалась, потому что тот Антон, к которому она приехала в Петербург, существенно отличался от того, которого она провожала на вокзале Хабаровска. Ольга связывала перемену в муже с трудностями и бешеным темпом столичной жизни, но теперь всем сердцем почуяла настоящую беду.

* * *

У Кудрявцева сильно ныла рука и горело посеченное лицо. К тому же он уже подсчитал, во сколько ему обойдется новое лобовое стекло, приплюсовал к этой сумме ту, которую пришлось сунуть гибэдэдэшникам, чтобы замять дело, прикинул, сколько будет стоить ремонт помятого капота, замены переднего бампера, лопнувшей фары и сколько времени придется кантоваться без машины. Расчеты были весьма и весьма неутешительными. Кроме того, Славе казалось, что у него поднимается температура. Ему очень хотелось лечь в постель и никого не видеть, кроме Машки. Но она смотрит на него затравленным волчонком. Слишком любит своего Андрюшку и наверняка мучается сейчас вопросом, какая кошка пробежала между отцом и женихом. Эх, Машка! Это не кошка. Это огромный грязный слон или вонючий гиппопотам. А вообще-то он, Слава, совершенно не против, чтобы Машка вышла замуж за Андрея. Рановато, конечно, но Корзун неплохой парнишка. И то, что он в него стрелял, характеризует его с самой лучшей стороны. Хотя… глупость, конечно… А вдруг бы убил? Ведь и свою жизнь погубил бы, и Машкину…

Слава с трудом сдержал стон, так сильно стрельнуло в шею. И зачем Вера затеяла этот день рождения со старым школьным товарищем? Они же совершенно чужие друг другу люди! Не виделись чуть ли не двадцать лет! Вот ему никогда в жизни не пришло бы в голову звать в гости своих одноклассников и, особенно, одноклассниц. С парнями он, конечно, мог бы посидеть-поболтать в каком-нибудь кабаке, но чтобы привести домой одноклассницу… Что-то с этим Антоном не то… Красивый мужик! Живописный. Может, у Веры что-нибудь было с ним в школе? Но тогда глупо тащить его в дом собственного мужа, да еще вместе с женой и сыном. А может, что-то было с ним у Кати? Она сидит ни жива ни мертва. Прямо экспонат из Музея восковых фигур мадам Тюссо. Если так, то Вера совсем с ума сошла. Ведь здесь же и муж Катин присутствует…

В общем, похоже, что с этим его днем рождения дело нечисто… От Веры иногда не знаешь, чего и ждать. Его жена порой совершенно непредсказуема.

* * *

А Вера мило беседовала со своими гостями и одновременно раздумывала, в какой момент лучше всего начать тот спектакль, который она так долго вынашивала в своей душе. Некоторые накладки, конечно, возможны. Эта странная история с Андреем и Славкой. Что еще за идиотская стрельба? На какой почве? Что они не поделили? Хорошо, что все закончилось без трагедии.

А жена Зданевича выглядит вовсе не такой уж и простушкой, какой казалась у себя дома, что, конечно, совсем некстати… И куда только засунула свои пудовые груди, которые прямо-таки вываливались из домашнего халата? И эти сапфиры… Можно себе представить, сколько они стоят… Костюмчик тоже неплох… Похоже, итальянский…

Собственно говоря, она, Вера, своего уже почти добилась. На Катерине лица нет. Но, возможно, это из-за сына… А ей должно поплохеть совсем по другому поводу… И Антон должен получить по первое число! Они с Катькой ей всю жизнь порушили! Конечно, Славка был неплохим мужем, но… Как же ей, Вере, хотелось любви! Она всю жизнь помнила горячие поцелуи Зданевича, его жаркие объятия и свое собственное ощущение необыкновенного, почти сверхъестественного счастья.

Верин речевой аппарат работал совершенно обособленно от мышления. Она рассказывала Ольге о преимуществах работы в частной клинике по сравнению с муниципальным медицинским учреждением и одновременно бросала изучающие взгляды на Катю. И как она умудрилась отнять у нее Антона второй раз? Выглядит плохо: вылинявшая, потускневшая, похожая на испуганную сову. И жалкая какая-то, несмотря на роскошное красное платье. Зря она не оставит этот цвет в покое. Он уже не для нее. А красные губы на совином лице – это вообще моветон. А когти каковы! Яркий лак похож на кровь, будто она копалась во внутренностях сусликов и мышей-полевок. Приятно, конечно, видеть Катьку в таком состоянии, ничего не скажешь! Но почему опять именно этой окровавленной сове достались поцелуи и объятия, которые по праву должны были принадлежать ей! Вера незаметно дрогнула плечами, продолжая разговор с женой Зданевича.