— И потому, что эпизод из вашей жизни может быть важным звеном в текущем полицейском расследовании, — добавил Гуров.

— Боюсь, что не совсем понимаю вас, Лев Иванович.

— Сейчас поясню. Речь идет о конфликте, который произошел между вами, Марина, и Ольгой Копыловой около полугода назад. Когда вы обе были солистками в танцевальном коллективе «Шоу-балет „Феникс“».

От внимания Гурова не ускользнуло, что девушка при слове «конфликт» напряглась, а как только он произнес имя Ольги Копыловой, застыла, словно каменное изваяние, даже моргать перестала.

— Боюсь, что не совсем поняла ваш вопрос, — после долгой паузы тихо произнесла она.

— Я хочу все знать об этом инциденте.

— Кто вам вообще сказал, что «конфликт» или «инцидент» имел место быть? Мне нечего вам сообщить по этому вопросу. Абсолютно нечего.

— Мариночка, так дело не пойдет, — ласково начал Стас, — вы же сами не так давно сетовали, что планы рушатся. А такими темпами вы нарушите не только свои, но и наши со Львом Ивановичем планы на продуктивный труд и вечерний отдых. А это нехорошо, потому что полицейские — люди очень занятые и занимаются они серьезными и важными делами. Тем более тут, в Главном управлении. Так что подумайте: стали бы вас вызывать из-за ерунды? А? Тем более так, чтобы на беседу доставлял оперативник?

— Опыт у меня невелик, но нет, наверное. На допрос обычно просто повесткой вызывают.

— Правильно! — искренне обрадовался Крячко. — Значит, вы должны понимать, что дело важное. И, кроме того, срочное. Мы же все взрослые люди. А мы со Львом Ивановичем плюс к тому еще и опытные. Все понимаем, многое знаем и о многом догадываемся.

— Тогда зачем вам мои показания? — буркнула девушка. — И вообще, я тут в качестве кого, собственно?

— Это вы нам скажите, кто вы: свидетель происшествия, его непосредственный участник или жертва?

— Я не хочу об этом говорить, понятно?! — неожиданно вспылила Марина.

— Да. Но сейчас у вас нет выбора, — твердо проговорил Лев, который последние пару минут предпочитал молчать, но решил, что теперь настала пора перехватить инициативу. — Ольга Копылова похищена! Ведется уголовное расследование. Вы не можете отказаться давать показания, тем более что на кону жизнь человека.

— Вы сейчас, конечно, сочтете меня жестокой, но если бы Ольга тонула в паре метров от меня, а вокруг не было ни души, чтобы оказать помощь, я бы ей ни руку, ни даже палку не протянула!

— Почему? — мягко поинтересовался Гуров. — Неужели она вас так сильно обидела, что это невозможно ни забыть, ни простить?

— Дело вовсе не в обиде. И не в прощении. Просто Ольга такой человек: опасный и жестокий. Протяни ей руку, она сама вылезет, а тебя в воду опрокинет. Протяни палку, так она тебя ею же и огреет что есть силы. Так что это, пожалуй, вопрос самосохранения, а не мести. И если вам родные или друзья Копыловой рассказывают о ней только хорошее, это на самом деле ни о чем не говорит. Они или врут, или ничего не знают. Потому что Ольга мила с ними, ибо не пришло еще их время.

— То есть? — удивленно повел бровью Лев.

— Ольга как злобное агрессивное животное. Не имеет привязанностей, не умеет любить. Рано или поздно укусит любого, кто находится рядом, и тогда останется только молить, чтобы она вцепилась в руку, ногу, но только не в горло. Хватка у нее железная. — Девушка нервно повела шеей и коснулась волос обеими руками, словно почувствовала эту хватку на себе и пыталась стряхнуть видение.

— Марина, вы все равно заговорили, правда, только образами. А образы, как и догадки, в протокол не запишешь и к делу не подошьешь. Так что расскажите нам все. Тем более что это в ваших интересах.

— В каком смысле?

— Зная всю историю со слов ее участницы, мы сможем сами дать оценку событиям.

— И не станем подозревать вас в похищении Ольги Копыловой, — ввернул Стас.

— Вы подозреваете меня в похищении?!! — чуть не подпрыгнула на стуле девушка.

— Подумайте сами: мы знаем, что конфликт был. Это подтверждают некоторые ваши товарищи и, косвенно, ваш уход из группы. А также ваши собственные слова об Ольге. Честный и искренний рассказ вас ни к чему не обяжет. Но это хороший способ полностью снять с себя всяческие подозрения.

— У меня есть алиби! — с детским упорством заявила Марина. Гуров обратил внимание, что она уже некоторое время дышит нервно и часто, а сейчас еще и сильно побледнела, обеими руками вцепилась в сиденье стула, выпрямила спину и затравленно замерла.

— Мариночка, вы же даже не спросили про дату похищения, — рассмеялся Крячко.

— Наплевать мне на дату! Я этого не делала, значит, алиби есть, когда бы похищение ни произошло!

— Это не совсем так, — терпеливо пояснил Гуров, — вы путаете алиби с презумпцией невиновности. Вы вольны заявлять о своей невиновности. А мы можем попытаться доказать обратное. Алиби же — это если во время преступления вас видели другие люди, которые готовы засвидетельствовать этот факт. Но с похищениями всегда дело обстоит не так просто. Вы ведь могли не участвовать в преступлении непосредственно, а, к примеру, нанять исполнителей.

— Но я этого не делала, — пробормотала Марина. На ее глазах выступили слезы. — Зачем мне это?

— Например, ради мести.

— Месть для решительных и дерзких, а я никогда не была такой. Вы поймите одно: Ольга планомерно уничтожила, сломала целую часть моей жизни. Тщательно выстроенной и гармоничной, между прочим! Но я живу дальше, стараюсь радоваться тому, что осталось. А также тому, что Ольги больше нет в моей жизни. И мне остается надеяться, что я никогда с ней больше не встречусь. Никогда!

— Вы хотите сказать, что, если бы вам пришло в голову мстить Копыловой, вы предпочли бы заказать убийство, а не похищение? — удивился Стас. — Честно говоря, странный способ убедить полицию в своей невиновности.

— Это потому, что вы рассуждаете как полицейский, — вопреки ожиданиям, рассмеялась девушка. — Я хотела сказать лишь то, что сказала. Отстраниться, больше никогда не видеться, не вспоминать! Я даже танцевальный клуб покинула, потому что мне там все о ней напоминало бы. Все и все, понимаете: девчонки, танцы, сцена, музыка, выступления!

— Очень скучаете по этой жизни?

— Нет! — упрямо покачала головой Марина. — Я даже скучать себе запретила, чтобы быстрее забыть.

— Хотелось бы немного ближе к сути, — нетерпеливо проговорил Крячко.

— Я вас понимаю, — добавил Гуров. — Неприятно вспоминать то, что хочется забыть. Но нам правда очень важен ваш рассказ. Хотя бы его суть.

— Ладно, я все расскажу. Только, честно говоря, до сих пор не знаю, за что Ольга на меня так взъелась! Все это так неожиданно и дико, а поэтому страшно вдвойне. Мы обе были на хорошем счету, ведущие солистки. В некоторых танцевальных композициях исполняли двойное соло. Уровень подготовки и пластика практически одинаковые. Мы никогда не ссорились, не конкурировали и не конфликтовали, если в композиции требовалось исполнять одиночное соло.