— Вы уверены? Вы действительно уверены, что хотите жениться на мне? Что скажут ваши родственники? Для них я всего лишь… гувернантка.

Граф засмеялся и еще крепче прижал к себе девушку:

— Ваше общественное положение не ниже, чем у коммивояжера по распространению шампанского.

Лариса посмотрела на него:

— Я не понимаю.

— А на что, вы думаете, я гулял все эти годы, не имея ни франка от своего отца и ровным счетом ничего не зарабатывая сам?

— Приданое вашей жены? — неуверенно предположила Лариса.

— Я вернул его! После смерти жены я вернул и приданое, и земли, отошедшие за ней. Это сильно рассердило моего отца. Но я не мог наживаться за счет фиктивной женитьбы, за счет дешевого фарса!

Он взглянул на Ларису и продолжал:

— Но мне нужно было на что-то жить! В Париже мне за короткое время удалось завоевать репутацию блестящего и расточительного повесы. — Он улыбнулся:

— Благодаря моей дурной славе знаменитая фирма по производству шампанского «Муа и Шандон» обратилась ко мне с деловым предложением.

— И что же они хотели от вас?

— Всего-навсего рекламировать их продукцию, особенно сорт «Преподобный Периньон», путем ее усиленного потребления. Все очень просто, не правда ли?

— И они оплачивали ваши вечера?

— Мои вечера, моих лошадей, мой дом, мою одежду — все! — Граф вздохнул: — Они были очень щедры. Но в то же время я не могу вам передать, насколько устал от этих приемов, от выдумывания каких-либо экстраординарностей для поддержания своего реноме, от того, чтобы пить один лишь превосходный и несравненный «Преподобный Периньон» и ничего более.

— И поэтому вы попросили у отца ящик собственного вина?

— Только для себя. И если бы вы не предупредили меня, то и стакана хватило бы, чтобы отправиться на тот свет!

Лариса что-то пробормотала, прижавшись к его груди.

— Но я жив, моя любимая! И как только родственники разъедутся по домам после похорон, мы спокойно обвенчаемся, где вам будет угодно: хотите в Вальмоне, хотите в Англии. Выбор за вами.

— Правда? Как мне хотелось бы, чтобы мама и сестры увидели Вальмон, а Ники был бы посаженым отцом у нас на свадьбе. — Внезапно она вспомнила: — Ники! Вы же знаете, я обещала… я и работать пошла, чтобы…

— …он мог получить образование в Оксфорде, — закончил за нее граф. — Я уж как-нибудь наскребу денег, чтобы позволить своей жене не работать! — Он немного подумал и добавил: — Кроме как на меня, разумеется!

— Вы же знаете, я сделаю все, что бы вы ни попросили, — прошептала Лариса.

— Вы пообещали очень многое! Я буду теперь настаивать на выполнении!

Он крепче обнял ее, его губы приблизились к ней вплотную.

— У меня уйдет вся жизнь на то, чтобы рассказать вам, как много вы для меня значите.

Лариса подумала, что он ее сейчас поцелует, ее губы ждали графа. Он сказал:

— Но я до сих пор сердит на вас за то, что вы не верили мне, подумали, что я способен причинить вам боль.

— Вы же привезли меня… сюда.

Граф засмеялся:

— Вы, оказывается, все помните, не так ли? Позвольте вас успокоить. В данный момент в доме находится моя бабушка с материнской стороны. Она остановилась здесь на ночь, потому что возраст не позволяет ей совершать большие переезды. Она будет в Вальмоне завтра. Так что у вас есть надежная компаньонка, дорогая моя!

— Вы все предусмотрели! — тихо сказала Лариса.

— Всегда готов вам служить, однако предупреждаю… — он приподнял ее голову за подбородок и посмотрел прямо в глаза: —…если вы задумаете еще раз убежать от меня, то я вам приведу весьма веские доказательства того, что недаром ношу свое прозвище. Вы моя, Лариса, моя теперь и навеки, и я вас никуда не отпущу!

По телу Ларисы побежали мурашки — так искренне произнес граф последние слова. Затем он ее так сильно прижал к себе, что стало трудно дышать. Его губы слились с ее губами. Он целовал ее неистово, страстно, пламенно. Его губы не были деликатными, в них поселилась жажда торжествующего победителя. Лариса почувствовала, что его огонь воспламеняет и ее. Она ничего не боялась. Она принадлежала ему, зная, что он принадлежит ей. Они были одним целым, уносящимся в огненное сияние солнечного света.