демонстрантам, потом речь насчет найма. Сразу после репортажа из Сэнди-Хук, ведущие в студии — двое пожилых мужчин — начали обсуждать — «а правильно ли вообще пускать каких-то непонятных советских агентов КГБ в самое подбрюшье Нью-Йорка»? Разумеется, вспомнили фильм «Русские идут!» о советской подводной лодке, которая села на мель у берега штата Массачусетс. Матросы высаживаются на берег, чтобы найти буксир, но американцы не догоняют. Начинается паника, идут слухи о русском вторжении. Тем временем подводной лодке удаётся самостоятельно сняться с мели. Не дождавшись возвращения группы и думая, что их взяли в плен, капитан принимает решение идти в местный порт, дабы выдвинуть ультиматум с требованием вернуть ему его людей…

Синтия впилась глазами в телевизор, под это дело я вытащил из ее пальцев бумажку с телефоном. И не откладывая все в долгий ящик и не дожидаясь окончания истории с фильмом, я подошел к стойке, попросил бармена телефон. Надо было видеть его лицо.

— Так это были… вы? — палец бармена уставился в телевизор, где опять показали врезкой мою фотографию. Ту самую, с выходом из океана.

— Да, агенты КейДжиБи проникли уже и в ваш Дублин. У нас тут будет запасная база. Для атомных подлодок. Согласны? Вижу, что согласны!

Парень открыл рот, закрыл. Выглядел он как рыба, которую вытащили из воды и кинули на землю. Я набрал номер, что был на бумажке, дождался, когда мне ответят. Скрипучий женский голос явно принадлежал какой-то бабуле и на мой вопрос о Синтии №2 мне было сообщено, что девочка сейчас на Бродвее, в семь вечера у нее прослушивание в театре Беласко в качестве кандидатки в кардебалет мюзикла. Мне было предложено перезвонить завтра. Попытки выяснить имя я пресек, повесил трубку.

Облом. Но ничего, я упорный, а в бродвейские кардебалеты слишком большая конкуренция.

— Что ты планируешь делать дальше? — поинтересовалась Синтия, когда нам подали кофе, а телевизионные говорящие головы переключились на другую тему.

— Мебель покупать — буркнул я, размышляя о своих планах

— Нет, это понятно. Я про отряд

— Жду своих бойцов, потом устраиваю для Бакли показуху. Он просил организовать что-то вроде выставки снаряжения и оружия — продемонстрировать каким-то ооновским чинам на что идут деньги. Потом полечу в Лос-Анджелес, постараюсь захантить кого-нибудь в местном СВОТе. Нанимать людей «с улицы» — я опасаюсь.

— Да, я помню об этом — Синтия принялась крутить локон над ухом — Имей в виду. Мне придется лететь вместе с тобой. И вон посмотри туда, только аккуратно — Родригес незаметно кивнул в сторону окна — Видишь синий Шевроле? С длинной антенной?

— Вижу

— Это уже наружка. Пожалуйста! Не делай ничего, за что тебя могли бы схватить за задницу! Ты… короче, ты мне стал очень дорог!

Вот это поворот.

* * *

Всю вторую половину дня я занимался работой грузчика и сборщика. Заехал в мебельный магазин, загрузил в Буханку разборную кровать, матрас, шкаф, купил несколько стульев, даже шторы с постельным бельем и подушкой с одеялом. Себе под проживание я выбрал левый коттедж, самый близкийк океану. У него был небольшой садик во внутреннем дворике, натоптанная тропинка к пляжу. В принципе последний тоже можно было обустроить — поставить лежаки, вкопать зонтик. Тем более пара дюн закрывала местечко от всех нескромных взглядов. Но это уже, наверное, к следующему сезону. Пока купаться можно было и так. Что я и проделал — занырнул в океан, прошелся туда-обратно кролем. Вода была теплая, соленая, но грязная. Плавали водоросли, какой-то городской мусор.

Сам коттедж представлял из себя двухэтажный дом. На первом этаже была гостинная, кухня, чулан, топочная с бойлером и электрическим котлом. Гараж, увы, пристроить забыли. На втором — две спальни, кабинет и ванная комната. Мне повезло еще, что вояки не стали разбирать кухонный гарнитур, а в мансарде-чердаке я нашел сломанный стол, который оказалось можно было починить. Смыв с себя соль в душе, я взялся за отвертку. Собрал мебель, расставил ее. Повесил шторы.

Уже под вечер я успел смотаться в магазин бытовой техники и привезти на Буханке холодильник, электрическую плиту, телевизор и даже микроволновку с кофемашиной. Последняя радовала больше всего — ее мне в Союзе очень не хватало.

К шести часам дом обрел совсем жилой вид. Пахло кофем, теплый воздух колыхал ситцевые зановесочки в открытых окнах второго этажа. Не хватало только кошки и… женщины. Я посмотрел на свои командирские часы. Можно, конечно, позвать Синтию. И устроить новоселие. Но меня не «отпускала» Синтия №2 — что если попробовать поймать ее в театре? Название то я знаю.

Быстро побрился, сбрызнулся одеколоном. Переоделся в туфли-макасины, джинсы, надел белую рубашку-поло. Поехал само собой на Мустанге, благо можно сдвинуть крышу и наслаждаться вечерним Нью-Йорком.

Увы, «Большое яблоко» радовало меня недолго. Перед Бруклинским мостом попал в длинную пробку. А уже после него, какой-то лихач на Форде подрезал меня и даже показал «фак» в окно. Хотел его проучить, обойти и оттормозить, но увидел в зеркале заднего вида знакомый синий Шевроле. Пасут. Пригляделся — в машине ехали двое коротко стриженных здоровяка, которые безостановочно курили.

Наконец, добрался до Беласко, с трудом припарковался. У центрального входа толпился народ, я пошел через черный вход. Сделал нецензурное выражение лица, приложил к уху трубку армейской радиостанции с раздвинутой антенной.

— Да, он должен быть тут, уже ищу его!

Вахтер увидев меня замер и впал в оцепенение. Я легко миновал проходную, прошелся по этажам. Репетиционная номер один, номер два, навстречу бежит стайка девчонок в мини, быстрые хихксы в мой адрес, стрельба глазками… Где же О’Тул⁇ Ведь явно прослушивание только что закончилось. Мне достало ума найти женскую уборную. Возле нее и рыдала, размазывая тушь по лицу Синтия №2. В желтых лосинах, гетрах, коротком белом топике, который открывал изумительный пупок — рыжая была чудо как хороша.

Я откашлялся, дождался, когда на меня взглянут.

— Ну привет! Узнаешь?

Глава 23

О’Тул была настоящей женщиной. Как только она меня увидела — сразу рванула в туалет. А уже оттуда вышла минут через пять при полном параде. Размазанная тушь смыта, губки накрашены. Только припухшие веки намекали, что недавно тут развернулась целая трагедия.

— Ты? Тут?

— Всегда мечтал выбрать свободу. Гамбургеры, кола и раскованные американские, ой ладно, ирландские, женщины!

— Ври больше! — Синтия №2 заулыбалась — Ты же Орлов! Я про тебя читала. Спецназ, да?

Знает. Уже легче.

— Ты извини, что я тогда пропал — у нас тревогу объявили. А потом и ты уже уехала

— Меня выслали! — замечательная улыбка пропала с лица — Аннулировали визу

Ай, Захарец, какой молодец.

— Я тут ни при чем! — моей честной физиономии мог поверить кто угодно — Мы в спецназе про другое.

Я посмотрел в глаза Синтии, потом опустил взгляд на грудь и еще ниже… Как же быстро краснеют рыжие. О’Тул вспыхнула словно солнце.

— И все ты врешь! Может высылка и не твоих рук дело — но позвонить вполне мог.

— И позвонил! — максимально напористо ответил я — Вот номерок с твоим телефоном у тетушки — я помахал бумажкой, отнятой в тяжелых боях у Синтии №1 — Как думаешь — легко его было достать? Наш самый главный резидент КГБ в Лэнгли пробрался ради такого!

— В Лэнгли кажется, штаб-квартира ЦРУ?

— Она самая.

Под это легкий треп мы дошли до раздевалки, Синтия, попросила меня подождать и упорхнула переодеваться. Что же… подождем. Благо у меня с собой была эта гробина-трубка военной радиостанции — я попытался «дотянуться» до ситуационной комнаты ВШК. И к моему удивлению, получилось. Оператор опознал меня по коду, послушно доложил оперативную обстановку. Ничего интересного — там негры постреляли, сям банды латиносов устроили зарубу.

Из раздевалки О’Тул вышла при параде. Белое мини-платье, заколотые волосы, открывающие шею, браслеты на руках, сережки в виде серебряных листочков в ушках.

Любой мужчина, у кого к телу подключена эндокринная система — обалдел бы. Не стал исключением и я. На секунду завис, разглядывая девушку. Хороша! А когда еще повязала на шею голубой шелковый платок в тон сумочке… Ну просто идеал элегантности. В Союзе она выглядела попроще. Или так для Нью-Йорка приоделась? А может пообтесалась?

— Куда пойдем?

— Куда хочешь — я открыл дверь