— Я думаю, что как раз министерство образования к этому имеет наименьшее отношение. Есть Совет по русскому языку при президенте, есть институт русского языка, есть Академия наук, есть Общество русской словесности под эгидой Патриарха, есть Союз писателей. Почему бы не создать межведомственный Совет по языковым заимствованиям? С широкими рекомендательными полномочиями. Сегодня «неологизмы» порой вводят в речь люди, не знающие родного языка. Они не догадываются, что почти любому зарубежному слову можно найти адекватную замену, если не в активном, то в пассивном корневом запасе русского языка. Было бы желание, но, мне кажется, многие чиновники даже не подозревают о существовании словаря Даля. Советы, комиссии, комитеты, которые наблюдают за состоянием национального языка, есть во всех странах. Но если российская элита, убеждена в том, что ее дети и внуки будут говорить по-английски, тогда что им до русского языка и его будущего? Панельная элита — одно слово!

— Возвращаясь к «панели». Ладно бы они чего-то бубнили, но они на этих панелях между собой грызутся. Уж на что Чубайс, притча во языцех, но даже он не выдержал и набросился на этих ничтожных людишек, которые сидят в правительстве. Обвинил, что нажимают на все педали «экономического автомобиля» одновременно. Где «минины и пожарские», которые должны выйти из глубины народа и прогнать этих бесов, которые превратили страну в полуколонию? Наш так называемый российский бизнес на 70 процентов нашей стране не принадлежит.

— У меня на этот счет достаточно пессимистические прогнозы. Исторически российская государственность, а в ее рамках и психология народа, развивались таким образом, что наше сознание по сути — монархическое. Очень многое, если не все, зависит у нас от первого лица, которое олицетворяет собой и народ, и государство. Хотим мы этого, не хотим, у нас государство — это не парламент, не правительство, а Президент. Другими словами, суверен. Мы так устроены, нас так история устроила. И парадокс заключается вот в чем: как только наш народ начинает менять что-то сам, поднявшись на бунт, справедливый и назревший, то он сметает все — и плохое, и хорошее. Понятно, на развалинах, в которые превращается страна после массового «похода за хорошим», живется народу еще хуже, чем прежде, нужны десятилетия, чтобы восстановить хотя бы прежний уровень достатка, да и уровень свободы резко падает, ибо за «невиданными мятежами» следует неслыханный террор… Возможно, это выглядит наивно, но надежды у меня лишь на первое лицо. Только оно может включить механизм самоочищения и смены элиты без потрясений. Но, видно, пока заветный тумблер нащупать не получается или не хочется…

— В вашей книге «Веселая жизнь, или Секс в СССР» описывается время, когда было модно сходить в баню, там же бассейн с облупившейся плиткой, и девочки плавают. Это было развлечение для чиновников — называлось «секс в СССР». Скажите, сегодня та мода перекинулась на современных чиновников или сегодня в моде однополый секс? Не по причине извращенности, а так велит мировой тренд?

— Вероятно, кто-то ради карьеры и ломает свое естественное половое влечение. Мне их жаль… Проблема, кстати, не такая уж и новая, если вспомнить гневное письмо Пушкина барону Геккерену, приемному отцу Дантеса: тогда в высшем свете было принято усыновлять юных любовников. На самом деле, мой новый роман не о сексе в СССР. Это ироническое название, и за ним стоит знаменитая фраза на советско-американском телемосте в конце 1980-х. Наша советская труженица сказала, что секса в СССР нет… Все в студии, помню, засмеялись, и конец фразы потонул в хохоте. А ведь полностью фраза звучала примерно так: у нас секса в СССР нет, у нас в СССР любовь…

Вообще-то, она была права. Во времена моей советской молодости отношения между мужчиной и женщиной были бескорыстнее, в них гораздо меньше участвовали деньги, материальный интерес, хотя всякое случалось. Молодежь любила стихи Андрея Вознесенского, который гневно обличал расчетливую невесту: «выходит замуж молодость не за кого, за что, выходит замуж молодость за модное манто…» Кстати, жена самого Вознесенского была значительно старше поэта.

Блудила ли номенклатура? Полагаю, гораздо меньше, чем творческая интеллигенция и диссиденты. Некогда. Работали от темна до темна. Бывал ли я в номенклатурных банях? Бывал, но девушек ни разу там не заставал, увы. Возможно, просто не везло. Как правило, там собирался мужской коллектив правильной ориентации. Пили, сознаюсь, много. И водка, пиво, и вобла — все это было, грешен. Бабы тоже присутствовали, но в разговорах…

Я, кстати, описал в романе эпизод выездной учебы, где как раз парни и девушки резвятся в общем бассейне. Для одной трепетной комсомолки, приехавшей осваивать премудрости организационной работы, это закончилось замужеством. Сегодня советские времена демонтируются, опошляются. Но ведь молодость — это всегда увлечения, романы, страсти… Что в этом плохого? Зов молодой плоти. А вот 1990-е годы прошли уже под знаком какого-то чудовищного продажного блуда, причем, гордо выставленного на показ, чуть ли не в телеэфире… Вспомните, падение одного из наших генеральных прокуроров было связано именно с показом по телевизору купания в бассейне с наемными наядами.

— С человеком, похожим на Генерального прокурора.

— Разумеется, похожим… Но такова была атмосфера афишированного дорогостоящего греха. В романе «Небо падших» я описываю этот разгул, когда у людей появились первые шальные деньги. Вчера ты был простым инженером, а сегодня у тебя чемодан зелени, за которую можно воплотить любую эротическую грезу. Плохо это кончилось, старые семьи распались, новые, построенные на коммерческой основе, тоже оказались ненадежными.

А что же касается однополых связей, то их намеренно сделали модными, и мы в этом смысле вернулись к Серебряному веку. Сейчас об этом особо не говорят, но искусство начала XX века эстетизировало гомосексуальные отношения. Вспомните Марину Цветаеву и Софью Парнок, нашумевшую повесть «Крылья» Михаила Кузмина, других авторов Серебряного века. Это считалось признаком избранности, посвященности, «голубой крови». Кстати, в 1920-е однополая любовь в верхушке большевиков тоже не была редкостью. Иногда в зависимости от наклонностей руководителя «голубели» целые наркоматы, о чем даже на Политбюро жаловались друг другу железные соратники.

Часто пишут про половой ригоризм сталинской эпохи и про то, что он был «через колено» навязан советскому искусству. Это правда, но не вся. Сначала-то была попытка сексуальной революции в «избяной Руси», разрушения традиционной семьи и половой морали. Это являлось важной частью программы «Мировой Коммуны». Огромным тиражом издавалась «Эротическая азбука» Сергея Меркулова, знаменитого скульптора, автора памятника Тимирязеву на Никитской площади. Эти картинки, где каждая буква состояла из мужских и женских голых тел, сплетенных в половые комбинации, в том числе и гомосексуальные, раздавались населению, в основном молодежи, для борьбы с буржуазным ханжеством. Секс пытались культивировать как вид спорта, а детей, мол, воспитает государство. Не прижилось…

— Получается, эта бацилла пришла на Запад из России? И рикошетом возвращается к нам?

— Нет, сначала она пришла в царскую империю с Запада. Вспомните антинигилистические романы Лескова. А вот уже после революции половая вседозволенность поддерживалась, даже насаждалась рабоче-крестьянским государством, а точнее, частью правящей верхушки. Коллонтай, одна из высших советских чиновниц, пропагандировала и осуществляла в личной жизни теорию «стакана воды». То есть, удовлетворить сексуальные желания с новым партнером — то же самое, как выпить стакан холодной воды в жаркий день. Ничего предосудительного. Потом поняли, что с таким обществом, где все пьют «стаканы воды» со всеми, ничего путного не построить. Блуд и разгильдяйство. Отсюда строгости в отношении «бытового разложения» с конца 1920-х. За бытовуху вычищали из партии на раз! А куда деваться? Страну захлестнула волна венерических болезней, семьи распадались, едва образовавшись, царила повальная безотцовщина, безобразничали толпы беспризорников… Друг детей Корней Чуковский даже обращался к правительству с предложением снизить порог смертной казни до 12 лет, кажется. Группа Сталина, кстати, с самого начала стояла за «традиционные ценности», и это, думаю, одна из причин ее победы над троцкистами. Надоел людям разврат под серпом и молотом. Эротизм из искусства был выметен железной метлой. «Темные аллеи» в советской литературе начала 1930-х годов стали уже невозможны, а в 1920-е были еще возможны. Взялись и за однополые пристрастия, появилась жесткая статья в Уголовном кодексе. А что ж вы хотите, если даже «за колоски» сажали!