—Господи, Фокс. — Заплывшие глаза Блока широко раскрылись; в них застыло растерянное выражение, как у испуганного ребенка. — Господи Иисусе.

—Оставишь нас на минутку, шеф?

—Ты в порядке, Блок?

—Да, да, конечно. Господи Иисусе, Фокс, я думал, что вышиб из тебя дух. А ты целехонький.

—Ты меня здорово отделал, Блок. Чуть не убил — причем именно этого ты и хотел.

—Но...

—Помнишь, как в меня неудачно отскочил мяч, когда в предпоследнем классе школы я играл на второй базе? Он попал мне в лицо. Конец третьего периода, двое в ауте, раннер на первой базе. Все подумали, что у меня сломана скула. Помнишь, как к концу четвертого периода я вернулся на вторую базу? Блок облизнул рассеченную губу; его распухшее лицо отражало испуг и растерянность.

—Кажется, помню. Я думал, может, это все сон. Сидел тут и думал, что ничего этого не было. Похоже, было. Клянусь Богом, Фокс, я сам не знаю, что на меня нашло. Я еще ни на кого так не набрасывался.

—Нэппер сказал тебе, что я сплю с Шелли?

—Да. — Блок с явным отвращением пнул нижнюю часть решетки. — Козел. Я ему не поверил. Он тебя жутко ненавидит, всегда ненавидел. Кроме того, я знаю, что Шелли не бегает на сторону. Но...

—Эта мысль не давала тебе покоя.

—Точно. Понимаешь, Фокс, она выставила меня за дверь и подала на развод, даже не поговорив. — Блок стиснул пальцами решетку и опустил голову. — И я начал думать... ну... может, это потому, что у нее есть ты. А вдруг?

—А не потому, что Шелли застала тебя, когда ты лапал ее сестру?

—Я облажался. Здорово облажался. Мы с Шелли... немного повздорили, а Сэми... — Блок пожал плечами. — Она уже какое-то время подбивала ко мне бабки, а в тот день попросила меня зайти в подсобку и с чем-то помочь. Потом стала ко мне прижиматься — она все время прижимается к мужчинам. Расстегнула блузку. Черт возьми, Фокс, я здорово облажался.

—Это уж точно.

—Мне не нужен развод. Я хочу домой, Фокс. Понимаешь? — В этих словах, обращенных к другому мужчине, сквозило отчаяние. — Шелли даже не поговорила со мной. Я просто хочу все исправить, а она рассказывает всему городу, что в суде ты сдерешь с меня шкуру, и все такое прочее.

—И ты разозлился, — предположил Фокс, наблюдая, как Блок хмуро разглядывает носки своих ботинок.

—Господи, Фокс, конечно, я разозлился, а потом еще эта болтовня Нэппера. Но я в жизни ни на кого так не набрасывался. Никогда не бил лежачего. — Блок поднял голову; лицо его вновь стало растерянным. — Как будто сошел с ума, или что-то в этом роде. Не мог остановиться. Я думал, что убил тебя. Не знаю, как бы я с этим жил.

—Нам обоим повезло, что тебе не придется с этим жить.

—Правда, Фокс. Честное слово. Ты же мой друг. Мы... Я не знаю, что... Должно быть, на меня нашло какое-то помрачение.

Фокс вспомнил мальчишку, смеющегося и проглатывающего самого себя.

—Я не собираюсь выдвигать обвинения, Блок. Мы с тобой никогда не ссорились.

—Отлично ладили.

—И насколько я понимаю, теперь у нас тоже нет друг к другу претензий. Что касается Шелли, то я ее адвокат — и все. Со своим браком разбирайся сам. Но если ты мне скажешь, что хочешь попробовать обратиться к консультанту по семейным отношениям, я могу передать это своей клиентке. Возможно, даже выскажу свое мнение как адвокат и друг — ей стоит пойти этим путем, прежде чем продолжить процедуру развода.

—Я сделаю все, что она захочет. — Адамово яблоко Блока резко дернулось — он с трудом вздохнул. — Я твой должник, Фокс.

—Нет. Я адвокат Шелли, а не твой. Но ты должен пообещать: когда шеф Хоубейкер тебя отпустит, ты пойдешь домой. Посмотришь по телевизору автогонки. Сегодня как раз заезды.

—Я пока переехал к матери. Да, я пойду домой. Даю слово.

Фокс вернулся к Уэйну.

—Обвинений не будет. — Приглушенное ругательство, сорвавшееся с губ Гейджа, он проигнорировал. — Я не пострадал — это очевидно. Мы немного повздорили, и со стороны это выглядело серьезнее, чем было на самом деле. Теперь все разрешилось к удовлетворению обеих сторон.

—Как скажешь, Фокс.

—Именно так. Я тебе благодарен, что ты появился вовремя. — Он протянул руку.

На улице Гейдж снова выругался.

—Для юриста у тебя слишком мягкое сердце.

—Ты бы поступил так же. В точности, — ответил Фокс и, предупреждая возражения Гейджа, прибавил: — Блок не виноват.

—Мы все поступили бы так же, — согласился Кэл. — И поступали. Может, зайдете в клуб, посмотрите игры?

—Соблазнительно, но я пас. Меня ждет увлекательное чтение.

—Отвезу тебя домой, — сказал Гейдж.

Несколько секунд они молча стояли у полицейского участка, глядя на город, над которым уже сгущались тучи.

Фокс долго читал дневник Энн, делая собственные пометки и обращая особое внимание на строчки, подчеркнутые Куин.

Жонглировал, размышлял, потом снова принимался за чтение.

Ни одному стражу еще не удавалось уничтожить Тьму. Некоторым такая попытка стоила жизни. Джайлз приготовился пожертвовать своей, но так, как еще никто не делал.

Значит, у магии, которую той ночью в лесу использовал Джайлз, не было прецедента, размышлял Фокс. То есть он не мог быть уверен в ее действенности. Но был готов рискнуть своей жизнью, своим существованием. Ничего себе, ставка, даже если учитывать, что сначала Дент отослал в безопасное место Энн и новые жизни, которые она вынашивала.

Он зашел за грань того, что делалось раньше, что считалось возможным. Пролилась невинная кровь, и теперь, как считает мой любимый, тьма будет противостоять тьме. И расплачиваться за это придется ему. Его ждут кровь и огонь, жертва и утрата. Смерть за смертью, и только потом жизнь и надежда.

Ритуальная магия, решил Фокс и занялся стиркой и уборкой квартиры, которые на время заменили ему жонглирование. Кровавая магия. Он бросил взгляд на шрам на запястье. Тогда, и три столетия спустя. Кровь и огонь у Языческого камня во времена Дента, кровь и кровавый ритуал сегодня. Костер и слова, которые они с Кэлом и Гейджем сочинили, прежде чем разрезать запястья.

Маленькие мальчики — кровь невинных.

Фокс перебирал в уме разнообразные идеи и варианты действий. Лег спать он поздно; простыни были безупречно чистыми — на другие он сегодня не согласился бы.

Озарение пришло утром, во время бритья. Фокс не любил бриться и почти каждое утро размышлял, не отрастить ли ему бороду. Но при каждой попытке кожа на щеках чесалась, а вид у него был дурацкий. Вот тебе и языческий ритуал, размышлял он, водя опасной бритвой по коже. Каждое утро — если не хочешь иметь заросшее волосами лицо — приходится водить острым предметом по горлу, пока... Черт.