Парфенов быстро приехал в управление, направил столичным коллегам запрос на Кулькова, а сам развернул на рабочем столе карту города с окрестностями и стал изучать район с центром на седьмом километре. Собственно, те места он и так хорошо знал, заасфальтированная дорога вела от столбика седьмого километра к дому отдыха машиностроительного завода и заканчивалась у его ворот, при этом проходила мимо двух объектов — производственно-складских помещений, ранее принадлежавших артели «Щеточник» и бывшей военно-строительной части, расформированной много лет назад.

Артель в годы советской власти давала работу двум десяткам инвалидов, в начале перестройки превратилась в кооператив, потом эти деревянные сооружения купила фирма по сборке персональных компьютеров, разорившаяся во время последнего финансового кризиса. С тех пор, как было известно Парфенову, оба объекта стояли заброшенными и необитаемыми. Он понимал, что незнакомый ему Кульков или кто-то с номером мобильного, зарегистрированного на его имя, мог принять вызов в салоне автомобиля, проезжавшего в этот момент по шоссе или по дороге, но необходимо было проверить земельные участки, ранее принадлежавшие и артели, и стройбату. Олег на всякий случай облачился в тяжелый бронежилет, скрыв его и наплечную кобуру с ПМ надетой поверх спортивной курткой на молнии, и уже через пять минут на своей «Шевроле-Ниве» двигался в сторону выезда из города. Приморское шоссе вело к курортным городам и поселкам, поэтому в весенне-летний период легковые автомобили и фуры загружали его до предела. Так было и на этот раз, зато уходящая влево на седьмом километре дорога встретила его непривычной тишиной и отсутствием движения какого-либо транспорта в обе стороны. Первой на пути к дому отдыха располагалась территория бывшей артели.

Парфенов, опасаясь попасть в яму или застрять в луже, медленно подъехал к распахнутым воротам. Он остановил машину перед ними, выбрался из внедорожника, неторопливо осмотрелся и прислушался. По-прежнему вокруг было очень тихо, небо очистилось и пахло недавно прошедшим здесь обильным майским дождем. Обнесенный плитами производственно-складской комплекс состоял из двух одноэтажных обветшалых сооружений, похожих на обычные сараи в старых южноградских дворах, и двухэтажного кирпичного здания, неплохо сохранившегося, но выглядевшего таким же безжизненным и мрачным. Осмотр комплекса Олег решил начать со здания, двинулся к нему неспешно, внимательно глядя под ноги. Никаких признаков пребывания здесь человека — ни следов шин, ни отпечатков обуви, ни окурков — не было заметно. Парфенов по ступенькам поднялся к входу и прошелся по первому этажу. Пустые комнаты, повсюду пыль и железные пивные банки, рваная бумага, несколько корпусов для персоналок. Больше ничего стоящего внимания не было и на втором этаже, до которого он добрался по выщербленной и грязной каменной лестнице. Дом ждал терпеливо, пока не появится в этих стенах новый хозяин, способный его оживить и наполнить людьми.

Ничего не дало и посещение двух других сооружений, та же пустота и гнетущая тишина. Можно было отсюда уезжать, и Парфенов с огорчением подумал, что опять сейчас в розыске наступит пауза — необходимо дождаться сведений из Москвы о Кулькове, постараться понять, что может связывать его со Звонаревым и с до сих пор не вернувшимся домой владельцем серебристого мебельного фургона Забродиным. На это уйдет немало времени, но никаких других зацепок у него не оставалось. Посещение городка военных строителей в эти минуты показалось Олегу напрасной тратой времени, но осмотреть необходимо было и его, чтобы не оставалось никаких сомнений. Капитан вздохнул и зашагал к своему автомобилю.

Федор Забродин холодно посмотрел на своего давнего знакомого по колонии строгого режима Тимофея Кулькова и сказал недовольно:

— Вот что, Тимоха, надоело мне здесь сидеть хуже горькой редьки. Втянул нас с тобой этот фраер в гиблое дело, может, и не было никогда ни дневника, ни клада. Интеллигенты — они все малость с придурью, у меня вот подруга в молодости была, учительница школьная, так та порой такую чушь несла, что хоть в психушку отвози. Ничего мы не узнаем от этой девахи.

— Нет, она знает, но молчит, — упрямо возразил Кульков, — а корешок мой в своем уме, так что не гони волну, Федька. Есть клад, и покупатель-фирмач на него есть.

— Если так — чего тянуть? Не хочет говорить по-хорошему, от голодухи не обламывается — значит, надо по-другому попробовать.

— Это как же? — уточнил Кульков.

— Дать ей разок по коленке арматуриной — сразу язык развяжется, — со злобой заявил Забродин.

Кульков помолчал, потом нехотя сказал:

— Ладно, только потерпи до завтра. Я ее предупредил, если не одумается…

— Потом ведь все равно мочить придется, так чего тянуть, — перебил его Забродин. — Девчонка нас в лицо знает, оставлять в живых ее никак нельзя. Есть уже на нас труп, увязли по самые уши, отступать некуда. И опять фраерок твой подставил — ведь говорил, не будет на даче хозяина.

— Сказал — потерпи, — раздраженно бросил Кульков, — и вообще, братуха, никто тебя силой не тянул, никто ничем не угрожал. Я предложил — ты согласился, так ведь?

— Ты взять дачу предложил, — насупился Забродин, — а вышло-то что? Да теперь, если сцапают, нам лет десять светит, не меньше. А раньше — дали бы вышку, и мажь лоб зеленкой.

— Не сцапают, — заверил его Кульков, — нас тут искать никто не будет. Откуда ты про место это узнал, дружбан?

— Да батя мой покойный тут когда-то служил прапором, а я к нему приезжал из дома, поесть привозил, мать хорошо готовила.

Пока эти двое обсуждали свои дальнейшие действия, грозящие Оксане Лопатиной пытками и последующей смертью, у въезда в стройбатовский городок припарковался капитан уголовного розыска Олег Парфенов. Тут тоже стояли ворота, когда-то зеленые, с красной звездой, а теперь неопределенного цвета, давным-давно не крашенные и проржавевшие. Территорию бывшей воинской части окружали такие же, как и расположенные по периметру производственно-складского комплекса, светло-серые бетонные плиты, одна сборно-щитовая казарма стояла параллельно воротам, четыре другие — перпендикулярно к ним. Деревянная будка возле ворот, служившая некогда КПП, совсем развалилась, но за казармами виднелось длинное строение с автомобильными боксами. И когда Парфенов подошел к нему, пройдя вдоль стены, то увидел в крайнем левом боксе то, что только мог мечтать встретить здесь: мебельный фургон серебристого цвета с запомнившимся номером, тот самый, ГАЗовский, который принадлежал индивидуальному частному предпринимателю Забродину. В соседнем отделении стояла еще серая «Лада», но она в тот момент особого внимания капитана не привлекла — главное, он увидел автофургон, который искали так долго. Олег тут же расстегнул молнию на куртке, достал ПМ из кобуры, снял его с предохранителя и передернул затвор. В то же мгновение он услышал негромкий звук выстрела, пуля ударила в кирпичную стену совсем рядом с его головой.

Стреляли из окна ближайшей казармы, метров с тридцати. Парфенов, проходивший срочную службу в ВДВ, давно не участвовал в огневых контактах, но все необходимые навыки мгновенно сработали на автомате, он рывком покинул зону обстрела, доступную из окна, петляя, бросился к двери казармы и в дверях ее столкнулся с незнакомцем, держащем в правой руке ТТ. Тут же ствол «макарова» почти уперся в преступника и через долю секунды девятимиллиметровый свинцовый конус впился Кулькову в правое плечо, заставив разжать пальцы и выронить пистолет на пол. Он застонал от боли и свалился, грязно ругаясь, а Парфенов схватил ТТ в левую руку и побежал в сторону маленькой комнаты бывшей ротной канцелярии, из которой доносились женские крики о помощи. В это время из незастекленного окна послышался звук мотора, и Олег увидел на плацу набирающую скорость «Ладу», успев запомнить номер. Ее задержание было теперь делом времени, капитан не стал отвлекаться от основной задачи и буквально влетел в каморку, где сидела пристегнутая цепью к спинке кровати Оксана Лопатина.