– Поскольку вы привели меня сюда, чтобы отчитать, можете поскорее покончить с этим, чтобы я могла пойти спать.

Что-то, либо ее слова, либо раздражительный тон, позабавило его. Кривой, насмешливый изгиб его губ взбесил ее.

– Ты не должна пить спиртное на вечеринках, ты же знаешь. Люди скажут, что ты легкомысленная вертихвостка.

Если он и злился на нее у Чандлеров, то его гнев, должно быть, смягчился. В его голосе слышался лишь легкий упрек. По сути дела, голос у него был как у любящего, но очень уставшего родителя, бранящего своего непослушного ребенка. Но она уже не ребенок, а он определенно не ее родитель.

– Не смейте критиковать меня! Я бы вообще не поехала на эту дурацкую вечеринку, если б вы не настояли. И мне кажется, что ваше поведение сегодня было куда предосудительнее, чем мое. В конце концов, это не я заехала в челюсть хозяину дома – и поцеловала свою падчерицу!

Она не собиралась этого говорить, но была так зла, что это вырвалось помимо воли. Слова лежали между ними, как брошенная перчатка.

Губы Стюарта чуть заметно сжались. Было ясно, что он удивлен и недоволен ее неожиданной контратакой.

– О нет, конечно же. Ты просто флиртовала направо и налево со всеми присутствующими холостяками и здорово нализалась в придачу. Чудное поведение для «зеленой» мисс!

– Не хуже, чем ваше! Или Селии! И не называйте меня «зеленой» мисс таким покровительственным тоном!

– Определенно не хуже, чем Селии. Но я буду называть тебя как захочу, – сказал он достаточно спокойно, хотя глаза противоречили его тону. В них начал появляться решительный блеск, и Джесси поняла, что разозлила его. Отлично! Она хотела, чтобы он был зол. Так же зол, как и она!

– И вообще, какое вам дело до того, что я делаю? Вам лучше направить все усилия на то, чтобы присматривать за своей блудницей-женой! Вспомните, это ее вы обнаружили в оранжерее, не меня!

– Я привел тебя сюда не для того, чтобы обсуждать Селию. – Джесси рассмеялась. Блеск в его глазах усилился.

– Вы слишком много на себя берете, Стюарт. Я не хочу и не нуждаюсь в том, чтобы вы мне указывали, как себя вести!

– В самом деле? Судя по тому, как ты строила глазки этому мальчишке Тодду, я бы не удивился, если б обнаружил, что вы вдвоем тайком скрылись в темноте. В точности как сделала бы твоя мачеха.

– Вы отвратительны!

Тогда он неприятно улыбнулся и встал. Внезапно он показался таким большим в маленькой комнате.

– Отнюдь не так отвратителен, как могу быть, уверяю тебя. Совсем не так отвратителен, как буду, если найду тебя в ситуации, хоть отдаленно напоминающей ту, в которой мы обнаружили Селию, или если услышу, что ты снова пила спиртное.

– Вы не смеете мне угрожать!

– Ты испытываешь мое терпение, Джесси.

– Вот и хорошо!

Его губы сжались. Скрестив руки на груди, он склонил голову набок и окинул ее внимательным взглядом. Джесси видела, что он уже снова обуздал свой гнев и очень старается сдержать его.

– Весь этот маленький спектакль из-за того, что я поцеловал тебя, да?

– Разумеется, нет. И это никакой не спектакль!

– В самом деле? А я уверен, что все это – и флирт, и спиртное – для того, чтобы отомстить мне, не так ли?

Джесси почувствовала, как лицо ее краснеет, но от злости ли, от смущения ли, или от какой-то смеси того и другого, она не могла понять, ибо была слишком расстроена. Она тут что-то невнятно лепечет, а он стоит, небрежно привалившись к столу, с видом полного превосходства и бесчувственно выведывает самые сокровенные тайны ее сердца. Она стиснула зубы и в этот момент была близка к тому, чтобы возненавидеть его.

– Вы себе льстите!

– Неужели?

И тут он улыбнулся по-доброму, и эта сострадательная улыбка стала последней каплей. С нечленораздельным воплем ярости она ринулась на него, намереваясь содрать эту улыбку с его лица.

– Эй!

Он поймал ее машущие запястья, удерживая ее на расстоянии, пока она извивалась, и пиналась, и обзывала его всеми плохими словами, которые когда-либо слышала. Но ее пинки всего лишь задевали его сапоги, а оскорбления заставляли смеяться. Его смех еще больше бесил ее, и в конце концов ему пришлось пригвоздить ее спиной к своему телу, чтобы утихомирить.

– Пусти меня!

– Веди себя прилично, и отпущу. – Он продолжал ухмыляться.

– Я ненавижу тебя!

– Спокойно, спокойно.

– Болван! Тупица!

– Моя мама предупреждала меня остерегаться рыжих женщин. Уж очень они вспыльчивые, говорила она.

– Я не рыжая!

– Рыжая, рыжая. И твой взрывной нрав тому доказательство. Успокойся, Джесси, и я отпущу тебя.

Джесси сделала глубокий вдох и затихла. Она стояла спиной к нему, задом прижимаясь к его бедрам, скрестив руки на груди, в то время как он удерживал ее за запястья. Краем глаза она видела его широкую ухмылку.

– Я не думаю, что один маленький поцелуй стоит всего этого, а ты?

Его тон был почти поддразнивающим. Джесси в уме обозвала его таким словом, что сама бы покраснела, если б услышала его. Но вслух она вежливо проговорила:

– Пожалуйста, отпусти мои руки. Ты делаешь мне больно.

– Тогда веди себя хорошо.

Он предупреждающе сжал ее запястья, затем медленно отпустил их. В ту же секунду, как Джесси освободилась, она развернулась на пятках и со всей силы залепила пощечину по его ухмыляющемуся лицу.

– Вот чего, я думаю, стоит твой поцелуй!

– Ох!

Он отступил назад, прижав ладонь к щеке. Глаза его расширились от потрясения. Несколько мгновений он просто смотрел на нее, и выражение лица у него было настолько комичным, что она забыла про страх. Она улыбнулась ему со злым торжеством. И тем самым сама совершила огромную ошибку.

– Ах… ты… соплячка! – процедил он сквозь зубы и схватил ее.

– Ой! – Его руки ухватили ее повыше локтей и дернули на себя. На одно застывшее мгновение Джесси уставилась в его глаза, которые сверкали, холодные и яркие, как бриллианты. Затем с каким-то звуком, который был не то рычанием, не то проклятием, Стюарт наклонил голову.

В этот раз, когда он поцеловал ее, не было и намека на мягкую нежность его предыдущего поцелуя. Этот поцелуй был жестоким, грубым, нацеленным на то, чтобы дать выход гневу и проучить ее. Широко раскрыв глаза, Джесси попыталась вырвать голову, но он не дал ей сделать этого, согнув ее в своих руках так, что ее голова оказалась прижатой к неподатливой тверди его плеча. Его рот сжимал ее рот, давя, расплющивая губы на зубах до тех пор, пока не заставил их раскрыться. Тогда его язык невероятным образом протолкнулся внутрь. Дерзкий и самоуверенный, он поглаживал ее небо, внутреннюю сторону щек, язык.