Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она взяла очередную птичку в ладони, погладила перышки и ласково выпустила в окно.
Софир застонал сквозь зубы, как от приступа отчаянной боли.
– Госпожа, это чудовищно – то, что вы творите! Ни одна из этих птиц не страдала. А вот мне вы причиняете неимоверные страдания. За что? Разве мы дурно вас развлекали? Мы старались выполнить малейшее ваше желание.
– И я благодарна вам за это, – подхватила Эмеше. – Именно в знак моей благодарности я избавляю вас от тяжелого бремени – владеть кем-то живым…
– Это невыносимо! – закричал Софир. Он сцапал за горло какой-то декоративный кувшин, украшенный эмалями, и сильно тряхнул. В кувшине зазвенело: там хранились порванные бусы, и сейчас они громко напомнили о себе.
Ингалора остановилась в дверях. Эмеше живо повернулась к девушке.
Возлюбленная герцога была довольно привлекательной полной женщиной средних лет. В иные минуты Ингалора думала о ней с симпатией: танцовщица видела, что эта дама действительно любит своего герцога, а искренняя любовь, на кого бы она ни была направлена, заслуживала, по мнению Ингалоры, глубокого уважения.
Тем не менее поступки госпожи Эмеше не всегда встречали у Ингалоры понимание и участие. Сейчас танцовщица была попросту возмущена до глубины души.
– Моя госпожа, Софир прав: ваш поступок чудовищен! Я хорошо относилась к моим птицам, и они были мне необходимы… Они такие же полноправные участники празднеств, как и я.
– Но вас никто не держит в клетке, дорогая, – возразила Эмеше. – Между тем как они сидели взаперти.
– Я сама держу себя в клетке, – возразила Ингалора. – Никуда не ухожу из замка, не покидаю вас, покуда вы сами не пожелаете со мной расстаться… Разве это не заточение своего рода?
Эмеше выпустила последнюю птицу и уселась в кресло. Она выглядела уставшей, ее широкоскулое лицо покраснело, щеки чуть вздрагивали от волнения. Блестящими глазами она посмотрела сперва на огорченного вконец Софира, затем на Ингалору, бледную, с красными пятнами гневного румянца.
– Я открою вам мою тайну, – проговорила она. – Обещайте молчать… Впрочем, это не важно, потому что мои тайны совершенно никому не интересны.
Ингалора опять почувствовала то, что сама называла «приступом доброго отношения» к госпоже Эмеше. Ей с трудом удалось подавить желание подойти к ней и погладить по руке.
– Вы, наверное, уже поняли, что господин Вейенто присматривает невесту, равную себе по положению, – выговорила Эмеше, краснея, как девочка. – Я не осуждаю его. Он, разумеется, прав. Особенно если учесть его происхождение – от старшей ветви, от Мэлгвина. Я полюбила человека, который знатнее правящей королевы!
Из ее глаз брызнули слезы, но она быстро совладала сними: привычка человека, который часто плачет и может внезапно разрыдаться просто от мимолетной мысли, пришедшей в голову.
– Мне было видение, – сказала Эмеше тихо. – Сон. Может быть, меня посетил призрак… или просто то был ответ на мои мольбы… Не подумайте, я вовсе не желаю препятствовать счастью моего Вейенто: он заслужил всего, к чему стремится. Но… – Она помолчала и беспомощно заключила: – Но как же я?
Ингалора приблизилась к ней и присела перед ней на корточки. Уставилась на плачущую женщину горящими базами. А затем быстро наклонила голову и – не поцеловала, а остренько клюнула – губами ее руку.
Эмеше вздрогнула.
– Вам было видение, госпожа, – напомнил Софир тихонько. Бусины опять протестующе звякнули в кувшине, который он по-прежнему держал в руке.
– Да. Возможно, Вейенто останется со мной еще на долгие годы… Но я не должна никого неволить. Никого ни одно живое существо…
Софир поставил кувшин на место. Подобрал с пола брошенную Ингалорой пряжку. Несколько раз открыл и закрыл застежку.
Ингалора встала, отошла от Эмеше.
– Вы в своем праве, госпожа, – проговорила она ровным голосом. – Я придумаю какой-нибудь другой номер для следующего выступления.
– Я рада, что ты меня понимаешь, – величественно молвила Эмеше. Слезы высохли на ее глазах, она почти улыбалась. Успокоенная, она благосклонно кивнула Софиру, послала Ингалоре ласковый взор и выплыла из комнаты.
– Проклятье! – шепотом проговорила Ингалора, с силой ломая в пальцах дешевенький, но весьма милый браслет – подарок ее последнего «приключения».
– Совершенно с тобой согласен.
Софир уколол палец пряжкой, выронил ее, вскрикнул и показал Ингалоре капельку крови.
– Что ты мне демонстрируешь? – скривилась она.
– Ты что, не видишь? – Он с ужасом уставился на свой тонкий ухоженный палец.
– Ну и что?
– Пряжка медная. Вдруг я заразился? Я знаю, что бывает, если уколоться медной иглой. Рука может распухнуть. Ингалора, ты меня слушаешь?
– Да, – рассеянно отозвалась она. – Вероятно, ты умрешь. Но это не решит главной проблемы: как мы без почтовых птиц будем отправлять сообщения в столицу?
– Мы ведь уже отправили… ты бессердечная дьяволица! – Он упал на ее постель, держа кисть руки кверху.
Ингалора взяла его за запястье и сунула пораненный палец себе в рот. Софир вздрогнул.
– Что ты делаешь? – вопросил он.
– Отсасываю зараженную кровь, – ответила она невнятно.
– Это поможет?
– Нет, но, надеюсь, немного успокоит тебя.
– Жаль, что ты не мальчик. – Он закрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. – В конце концов, почему я так разволновался из-за этих птиц? Человек, который должен совершить покушение, обнаружен, его описание составлено… И Адобекк обо всем оповещен.
Он сладко зевнул.
Ингалора устроилась рядом с Софиром на кровати, обняла его, положила голову ему на плечо. Желтые косы расползлись по всей постели, одна улеглась поперек горла молодого человека, точно намеревалась его придушить.
– Софир, – тихим голосом заговорила Ингалора. Он ощущал ее дыхание у себя на ухе. – Мы здесь для того, чтобы присматривать за герцогом и сообщать господину Адобекку малейшие подробности. Убить Талиессина – только часть интриги. Смерть наследника не возведет Вейенто на престол. Требуется что-то еще.
Софир содрогнулся всем телом.
– Убить ее величество? – прошептал он.
– Думаю, да.
– Ты так легко говоришь об этом! – Он приподнялся, посмотрел на нее возмущенно. – У меня дух захватывает, когда я только представляю себе подобное святотатство… – Он поднес к глазам свой раненый палец и с укоризной уставился на него. Кровь почти перестала идти, но теперь палец начал болеть. Плачущим голосом Софир добавил: – Одна только капля ее крови – и весь мир наполняется любовью и сладострастием. Желанием размножаться, если угодно. Я никогда не испытывал таких сильных эмоций, как во время ежегодных жертвоприношений.