Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подойди поближе. Нет, ты на меня не смотри. Чтобы не было так очевидно. Слушай, я трахнулась с охранником. С хорошеньким. Ты лучше ничего не говори, или я расскажу всем здешним сукам, что ты пыталась меня поцеловать.
— Обещаю. — Фрида пытается скрыть удивление.
Мать-подросток и зеленоглазый охранник трахались на парковке. В его машине. Фрида спрашивает, как она вышла из дома. Разве там нет сигнализации? Освещения? Камер? Других охранников?
— Женщина, ты серьезно не в теме.
— Надеюсь, вы трахались с презервативом.
— Ты серьезно? Ты думаешь, я такая дура?
Она ему только в задницу дала. Секс был так себе. Он кончил через две минуты. Член у него длинный и тонкий. Поцелуи слюнявые, но волосы пахнут хорошо.
Фрида чувствует себя старой идиоткой, ей завидно. У матери-подростка тело, как у Сюзанны, тонкое, гибкое, но груди полные. Она хорошенькая, как все подростки, на щеках еще осталась детская припухлость, у нее ясные, горящие карие глаза, чистая кожа. Единственное ее уродство — это волосы: они выкрашены в черный цвет и вьются, местами выцвели до серого, у корней — светлые. Конечно, охранник выбрал подростка, удивительно предприимчивую девчонку, одичавшую и красивую.
Она хочет спросить, целовались ли они с языком, ласкал ли охранник ее киску, пока трахал в зад, издавал ли звуки, запотели ли окна в машине. Ей хочется знать про все это, ей хочется, чтобы мать-подросток знала, какой она, Фрида, была в свое время неуемной, но если она станет спрашивать, это будет означать, что никаких перемен с ней не произошло, а перемены важны, поэтому она задает вопросы про мать девчонки, про семью, скучает ли она по ним. Не по дочери, а по родителям.
Мать-подросток пинает снег.
— Тебе дай палец, ты всю руку откусишь. — Она не хочет говорить про них, нечего Фриде соваться в эти дела, а потом признает, что скучает по матери. Сколько лет Фриде? Ее матери только тридцать пять. — Может, вы могли бы подружиться, — говорит мать-подросток и смеется. Отец от них ушел, когда ей было три года.
— Жаль, они не могут его поймать и отправить в тюрьму для отцов.
Ее дочь зовут Оушн. Она сейчас на попечении бабушки, но деньги на садик кончаются. Оушн бывает такой засранкой, может землю из горшка с домашним цветком есть. Они находили следы ее зубов на мыле. Ползать она начала в пять месяцев, а ходить в девять.
— Она была как маленький таракан. Я пару раз давала ей поджопники. Но это не то, что ты думаешь. Я это делала, когда она совсем выходила из берегов. — Она показывает на Фриду. — Ты смотри об этом не проговорись — в моем досье этого говна нет.
Фрида обещает, хотя она и встревожена. Они с Роксаной досадовали, что матери, склонные к побоям, попадают в одну группу с матерями, за которыми ничего такого нет. Роксана считает, что ее проступок — оставление Айзека с племянницей — и даже проступок Фриды не идут ни в какое сравнение с побоями.
— Это все равно что одинаково лечить раковых больных и диабетиков, — говорит Роксана.
— Я хотела аборт сделать, — говорит мать-подросток Фриде, — но моя мать была категорически против. Была одна пара, которая хотела ее взять, но муж как-то странно смотрел на меня. Знаешь, у некоторых людей есть такая злобная аура. А потом, когда я передумала, они взбесились, на хер. Люди, которые хотят иметь детей, но не могут, они головы теряют.
Она спрашивает у Фриды, каково это — забеременеть в старости. Не усохло ли там у Фриды все между ног.
— У тебя уже больше не получится, да? Ну, типа, тебе скоро сорок, а там… — она издает звук закрывающейся молнии.
— Ты хочешь сказать, если… Думаю, нет. Понимаешь, ей будет двадцать один месяц через несколько дней. — Глаза Фриды увлажняются. У нее в телефоне есть видео каждого месячного этапа взросления Гарриет. Снимала она их отчасти для себя, отчасти для родителей. Она сажала Гарриет в ее высокое кресло, называла дату и возраст Гарриет, потом просила ее сказать что-нибудь. В последний раз было: «Тебе сегодня восемнадцать месяцев! Что ты об этом думаешь?»
Мать-подросток видит, что Фрида трет глаза. Она бросает свою лопату, подходит к Фриде и обнимает ее объятием, успокаивающим душу. Шепчет:
— Ну-ну, ну-ну.
* * *
Миз Каури и миз Руссо ведут учет времени. Матери успокаивают кукол за два часа, потом за час, потом за сорок пять минут, потом за тридцать. Цель — научиться успокаивать куклу за десять минут.
Приходит день экзамена. Первый раздел очень большой, поэтому в январе состоится второй экзамен. Матери сидят кружком, скрестив ноги, куклы извиваются у них на коленях. Каждая пара по очереди садится в середину круга. Инструкторы будут оценивать сочетание объятий, поцелуев, одобрений. Качество объятий: слишком долгое, слишком короткое, какое нужно. Сколько объятий требуется. Уверенность и поза матери. Сколько времени потребовалось, чтобы успокоить куклу. Окончательная отметка, письменное заключение и видео будут приложены к их досье. Любой, кто не уложится в 10 минут, получит ноль.
Приходит миз Найт, смотрит. Ей нужно до обеда успеть посетить много классов.
— Если бы я могла размножиться! — сетует она. Миз Руссо и миз Каури угодливо смеются.
Все матери тайком поглядывают на миз Руссо и миз Каури. На днях Лукреция поинтересовалась, есть ли у них дети, они ответили — нет. Миз Руссо сказала, что она воспитывает трех собак. Миз Каури сказала, что она воспитывает своих племянников.
— Не всем повезло иметь детей, — сказала миз Каури.
Тот факт, что Лукреция задала вопрос, выражавший сомнение в их компетентности, занесен в ее досье. За пределами класса Лукреция назвала инструкторов самозванками. Она сказала, что это как если бы уроки плавания давали люди, никогда не бывавшие в воде. Как может человек сравнивать домашнее животное с ребенком? Это может сделать только тот, у кого нет своих детей.
Матери уставились на миз Найт, которая днем кажется еще более пугающей. Одни части ее лица выглядят на восемнадцать лет, а другие — на пятьдесят. Фрида смотрит на жилистые, веснушчатые руки миз Найт, на ее колечко с бриллиантом. Во время представления миз Найт сказала им, что у нее четыре дочери. Одна — цирковая наездница. Другая учится на врача. Третья в