– Так что же нам, сидеть и ждать? – недовольно спросил Матвей.

– Нет, ждать мы не будем, – ответил Злобин, – но и лезть бездумно вперед – тоже. Смысла атаковать Ванделя в лоб нет… Надо думать, как его перехитрить, заставить отойти назад. И желательно – без особого боя, чтобы не тратить последние силы и средства. Наша цель – не уничтожить всех гитлеровцев, а спасти Вторую Ударную. И, таким образом, не дать генералу Власову совершить предательство…

– Кстати, как он там? – спросил капитан Лепс. – Надо бы поговорить с Паном Профессором, узнать, что да как, все ли в порядке. А то со вчерашнего дня от него никаких известий…

Вызвали Градского – тот сначала долго не отвечал, но потом на экране появилось его взволнованное лицо.

– Не мог раньше связаться, – пояснил Пан Профессор, – тут такое было!

Выяснилось, что, воспользовавшись моментом, пока генерал Власов сидел в своем блиндаже, майор госбезопасности Шашков решил прощупать его переводчика. Что, мол, за человек и как здесь оказался…

Александр Георгиевич под благовидным предлогом заманил Градского к себе в блиндаж и вместе с капитаном Соколовым устроил натуральный допрос: кто такой, откуда прибыл и почему так хорошо знаешь немецкий? И главное – как стал переводчиком при генерал-лейтенанте? Кто тебя назначил и за какие заслуги? Ну, и тому подобные крайне неприятные вопросы…

Герман прилежно отвечал – всё согласно легенде: родился и вырос в Ленинграде, окончил школу, а потом – и институт. По образованию – филолог, переводчик, специалист по современным европейским языкам. До войны трудился на кафедре германистики, читал лекции, вел занятия со студентами. В общем, типичная карьера вузовского преподавателя и ученого…

В 1941 году в армию его не призвали, имелась бронь – он же известный профессор, лингвист. Оставили работать в институте. Пережил вместе со всеми блокадную зиму, чудом уцелел…

Но в начале марта его неожиданно вызвали в военный комиссариат и направили во Вторую Ударную. Сказали: срочно требуется переводчик, владеющий несколькими европейскими языками. Лично для генерал-лейтенанта Власова… Вдруг командующий захочет пообщаться с пленным, а тот окажется не немцем, а, скажем, датчанином, шведом или голландцем. Много разных нацистов служит во Второй бригаде СС! А под Новгородом есть даже испанцы – дивизия, Division Azul. В общем, почти вся Европа. Вот и решили, что его знания на фронте пригодятся.

Так Градский оказался в штабе Второй Ударной армии… Майор Шашков сначала делал вид, что верит, но потом резко ударил кулаком по столу (даже бумаги в стороны разлетелись) и заорал:

– Не затем ты сюда прибыл, сволочь, чтобы пленных переводить! А затем, чтобы, выбрав удобный момент, перебежать к немцам! Для этого и язык учил, готовился заранее. Так ведь? Отвечай, гад, не то сейчас тебя пристрелю. Как шпиона и предателя!

И для устрашения вытащил пистолет… Передернул затвор и направил ствол прямо в лоб Пану Профессору. Капитан Соколов на всякий случай встал сбоку от Градского, чтобы не рыпнулся и не вздумал бежать…

Майор Шашков решил применить старый, верный прием – взять подозреваемого на испуг. Тем более что это был какой-то профессор, натуральный шпак. Наверняка испугается, наделает в штаны… И расколется, как миленький, расскажет все, что знает. И даже то, что не знает. Все бумаги подпишет, с любым признанием… Главное – посильнее нажать, надавить, застращать. Но в то же время – только психологически, без кулаков и физического воздействия, иначе у командарма могут возникнуть вопросы. Нет, бить никак нельзя, нужно только словами…

Но Градский, как ни странно, не испугался, а, наоборот, спокойно ответил:

– Хорошо, стреляйте, товарищ майор госбезопасности. Но помните, что потом и с вас строго спросят: по какому праву пустили в расход личного переводчика генерал-лейтенанта Власова? Были у вас на то причины? Ах, по одному только пустому подозрению, без каких-либо доказательств… Ну, тогда вы, товарищ Шашков, совершили чудовищную ошибку. И даже не ошибку, а предательство: оставили генерал-лейтенанта, да и весь штаб Второй Ударной, без ценного специалиста. Что можно рассматривать как прямое пособничество врагу. А капитан Соколов был вашим сообщником… Значит, это уже сговор, действие в группе. Платой же за вашу ошибку будет расстрел. Причем пострадаете не только вы сами, но и все ваши близкие – как члены семей предателей Родины. Ну что, будете стрелять, товарищ майор госбезопасности?

Александр Георгиевич задумался и чуть опустил ствол, но пистолет в кобуру не убрал. Градский же продолжал нажим:

– Вы только представьте себе, товарищ майор: вот сейчас в штаб армии приведут пленного, шведа какого-нибудь, датчанина, бельгийца или испанца. Надо его допросить, а некому – вы только что расстреляли единственного человека, способного это сделать. Значит, подвели товарища Власова и всю Вторую Ударную армию. А если брать шире, то и весь Ленинградский фронт… Как думаете, сойдет вам это с рук?

Шашков побагровел и хотел уже было ударить Градского – вмазать в противную рожу, чтобы не смел с ним так нагло разговаривать… Но вовремя увидел испуганные глаза Соколова и остановился. Капитан давно все понял и всем своим видом показывал – не вздумай бить, Александр Георгиевич, нам с тобой потом хуже будет!

Профессор, как ни крути, а прав: оснований для допроса у нас нет, а выбивать показания нельзя – генерал-лейтенант Власов никогда не простит. И это дело на тормозах не спустит. Достанется нам с тобой за самоуправство! Командующий – человек крутой, с характером, любит, чтобы все было только по его. А тут – избили личного переводчика! Причем, по сути, только за то, что знает немецкий язык… То есть за выполнение прямых обязанностей. Нет, точно под трибунал пойдем…

Шашков немного подумал и убрал пистолет в кобуру. Затем сказал:

– Ладно, товарищ Градский, мы вам верим. Это была проверка, и вы ее успешно прошли. Можете быть свободны. Но прошу – никому ни слова, и особенно – товарищу командующему. Это только наше с вами дело…

«Ну уж дудки, – подумал Герман Градский на выходе из блиндажа, – обязательно доложу генералу. Пусть разберется со своими подчиненными, найдет на них управу. А то больше вреда, чем пользы».

И, как только вернулся в штаб армии, сообщил Андрею Андреевичу об инциденте. Выбрал удобный момент и коротко передал суть беседы с майором Шашковым. Но при этом подчеркнул, что особист действовал без согласования с командующим армией, фактически – за спиной, тайно. И кто знает, какие показания хотел выбить… Может, на самого генерал-лейтенанта?

Андрей Андреевич внимательно выслушал Градского и выразил крайнее неудовольствие: почему допрашивали его переводчика? И даже не поставили в известность? Это уже не только самоуправство, это гораздо хуже – подрыв авторитета командующего. А он в армии – это основа основ…

Командарм немедленно вызвал к себе майора Шашкова и устроил ему выволочку. Причем при всех. Распек, что называется, по полной – за глупое усердие и опасное рвение. А под конец категорически запретил даже на километр приближаться к своим подчиненным. И вообще – к штабу армии.