студию звукозаписи или, скажем, профессиональную фотосессию, я пока еще не придумал, но это дело десятое.

Сначала нужно составить список и найти, где все эти люди сейчас, в девяносто первом.

Я прислушался к звукам в квартире. Мама разговаривает с сестрой в прихожей. Хлопнула дверь. Рановато? Хотя почему? В школу же ей к восьми.

Неторопливые шаги мамы. И тут я вспомнил, что последняя дельная мысль, которая посетила меня до того, как я попал в пленительные сети глаз Евы, была о том, что надо поговорить с матерью. Вот и незачем откладывать. А список подождет. Все эти люди доживут до две тысячи двадцать третьего, а значит день-два могут и потерпеть.

Я сунул тетрадку в ящик стола и вышел из комнаты.

— О, доброе утро, гулена, — сказала мама, не отрывая глаза от книжки. Перед ней на столе стояла чашка кофе. Тихонько шуршали новости по телевизору. — Завтракать будешь?

— Кофе еще есть, да? — спросил я.

— Да, налей из кофеварки, — сказала мама, кивнув в сторону плиты. Она была уже при параде и готова к выходу. Похоже, это ее ежеутренний ритуал — причесаться, накраситься, одеться и медленно пить кофе под несколько страниц книги.

— Мам, я хотел с тобой поговорить, — сказал я, приземляясь на стул напротив нее. Сделал глоток кофе.

— Ты опять про ту гитару? — сказала мама, и в голосе ее появился легкий холодок.

— Что? — нахмурился я, пытаясь сообразить, о чем она. Нет, все-таки бессонные ночи никому не на пользу. Режим рулит, даже в восемнадцать. — Нет, конечно. Я хотел спросить, нет ли у тебя для меня работы. Не разовой, как прошлые разы, а постоянной.

— О как! — мама наконец-то оторвалась от книжки и удивленно посмотрела на меня. — С чего это вдруг? А как же твое творчество? Ты же в прошлый раз сказал, что не хочешь и не будешь тратить на это время.

— Переоценка ценностей, — я пожал плечами. — У нас все-таки страна изо всех сил стремится к рынку. Должен же я понимать, как и откуда берутся деньги. Тем более, что у меня перед глазами есть твой пример. Глупо не воспользоваться.

— Неожиданно, — мама склонила голову и посмотрела на меня с все возрастающим интересом. Своего сына она явно любила, дозволялось ему столько, что я в его возрасте и чуть младше, мог бы от зависти удавиться. Но, кажется, железная леди Валентина Корнеева давно и прочно поместила личное дело своего сына в раздел «неприспособленные к жизни романтики» и умыла руки что-то в этом положении дел поменять. А тут я выдаю вот это вот. На самом деле, у меня был еще один резон начать свой путь к обеспеченной жизни именно с мамы. Историю девяностых я знал очень лоскутно. Но кое-что все-таки было. Например, событие, которое произойдет довольно скоро — в самом начале девяносто второго года. Когда цены резко отпустят, и на купюрах начнут стремительно прирастать нули. Сбережения превратятся в тыкву, и вот это все. Как раз в это время многие из первых советских кооперативов тогда тоже кое во что превратились. Но чтобы предупредить маму, мне нужно быть с ней хоть немного ближе, чем «привет-пока» в коридоре.

— Ну так что, мам, у тебя есть для меня работа? — снова спросил я.

Глава 18

Мама захлопнула книжку и посмотрела на меня внимательно.

— Вова, ты правда серьезно настроен? — спросила она. — Работа у меня, конечно, есть, но я должна знать, что могу на тебя рассчитывать, ты же понимаешь?

— Конечно, — кивнул я. — Иначе бы не затевал этого разговора. Ну и, да, отказываться от творчества я тоже не хочу, хочу совмещать. Поэтому есть есть что-то с рабочим днем, скажем, до обеда…

— Так, дай-ка подумать… — мама уперла кулак в подбородок. — На производство я тебя поставить не могу, у тебя нужной квалификации нет… Хотя можно на уборку, конечно…

— Как насчет торговли? — спросил я. — Я могу быть продавцом.

— Я же тебе летом предлагала, — мама приподняла бровь. — И ты устроил мне безобразную сцену…

— Забудь, — отмахнулся я. — У меня было время подумать, и я подумал.

— Джамиля вчера говорила, что у нее продавщица беременная, просится уже в декрет, — задумчиво сказала мама. — Но это на рынке!

— Отлично, — я снова кивнул. На рынке я никогда не торговал, но это было то, что надо. Нигде нельзя лучше почувствовать биение денежного сердца города. Там можно увидеть и почувствовать все — какие новости народ правда волнуют, а на какие он болт положил, что слушают, о чем мечтают. Рынок — это упорядоченный хаос. Когда только затевал этот разговор, еще не знал, что именно мне нужно, но когда мама сказала, сразу понял, что лучше варианта просто и быть не может.

— Ничего себе… — протянула мама. — Сюрприз за сюрпризом… Скоро ведь будет холодно, а там на улице работать!

— Оденусь потеплее, — усмехнулся я. — Когда можно приступать?

— Так, притормози чуть-чуть, не так быстро, — сказала мама и задумалась. — Вот как мы поступим. Сегодня я поговорю с Джамилей, скажу ей про тебя. Говоришь, хочешь с утра работать? Но это рано вставать надо будет! К семи утра нужно уже быть на месте!

— Мам, я понимаю, почему ты сомневаешься, но я честно очень хочу работать и зарабатывать, — сказал я. — Круче тебя в нашей семье и среди всех, кого я знаю, этого никто не делает. Значит я поступаю в твое полное распоряжение. Ну, с условием, что после двух-трех часов я буду свободен.

— Ну что сказать… — вид у мамы был радостный и растерянный одновременно. — Я очень рада, правда. Поговорю сегодня с Джамилей, все равно мне с ней встречаться. Первую недельку поработаешь с Лейлой, а потом, когда освоишься, отпустим девочку в декрет. В понедельник рынок не работает, так что начнешь, думаю, со вторника.

— Годится, — кивнул я.

— А ты чего не ешь? Не голодный? — спросила мама, кивнув на мою одинокую чашку кофе.

— Ага, я завтракал, — сказал я. — Хотя пару сырников, пожалуй, все равно схомячу…

— Схомячу, слово-то какое смешное, — мама хихикнула и надула щеки. Потом глянула на часы, вскочила, торопливо чмокнула меня в щеку. — Со стола уберешь тогда, я побежала!

Я задумчиво медитировал на страницу тетрадки, разлинованную под расписание недели. Пять дней в неделю работа, три раза в неделю тренировки. Уборка зала по вечерам. Репетиции. Надо перенести их на вечер, утренние меня теперь не устраивают. Да и вообще нужен общий сбор, сессия стратегического планирования, ревизия репертуара и вот это все. Нужно же понимать, что именно я собираюсь продавать.

И еще — проблема Астарота…

С ним все было не так. Наш нервный фронтмен уже успел заработать себе хреновую репутацию