Либеральная идеология, которую когда­то правые упре­кали за утопизм, а левые за мистификаторство, сегодня яв­ляется правящей и главенствующей, идеологией власти. В либерализме есть два основных направления. Первое на­ правление представлено бывшими левыми, которые видят в нем разумную версию «модернизма». Второе направление состоит из убежденных приверженцев рынка и его парадиг­мы. Первые, наследующие традицию Токвиля—Арона, груп­пируются вокруг журнала «Комментарии» (Пьер Манан, Анни Кригель, Франсуа Буррико, Жан Бэшлер, Ален Безан­сон) и Института Рамона Арона, президентом которого яв­ляется тот же Франсуа Фюре. Вторые курируют «либераль­ную коллекцию» в «Бель­леттр».

Все это составляет сегодняшний центр, и видно, что за последние десятилетия идеологические характеристики этого центра радикально изменились. Сегодняшние фран­цузские «интеллектуалы в законе» превозносят все то, что они еще недавно опровергали, и критикуют то, что превоз­носили. Этот мотив представляется в виде покаяния: мы за­щищали «право на различие», а оно оказалось путем к «ле­гитимации апартеида»; мы поддерживали «третий мир», а он оказался «нечувствительным к правам человека»; мы «доверяли народу», а он часто голосует «совсем не правиль­но»; мы верили в «классовую борьбу», а классы раствори­лись в рыночном обществе потребления; мы хотели рево­люций, но они всегда приводят к «ужасным вещам»; мы ставили на регионализм, а он оказался чреватым «экологи­ ческим тоталитаризмом» и «обскурантизмом» и т. д.

Оголтелый антиамериканизм времен Вьетнама сменил­ся, напротив, симпатией к США. Андре Глюксман утверж­дает сегодня: «глупая неприязнь к Америке сегодня не­ уместна». Те, которые еще недавно называли себя «служи­телями народа», разоблачают сегодня «ужасы популизма». Формула «все является политикой», сменилась формулой «все является моралью», а критика буржуазии — апологией денег. Ивон Кинью провозглашает, что «прогрессизм» не совместим с «критикой рациональности» и «нападками на католичество». Клод Лефор, страстный обличитель вся­ кого тоталитаризма, объясняет нам теперь, что в случае Ал­ жира защита демократии осуществляется через отрицание суверенитета народного мнения, запрет выборов и объяв­ление вне закона партий, которые в них победили.

Защита прав народов распоряжаться своей собственной судьбой уступает место критике «коллективной идентично­сти». В 1983 году Паскаль Брюкнер в своей книге «Рыдание белого человека» объявил идеологический тезис следую­щих десятилетий — «Запад ни в чем не виновен, он может вытереть свои слезы раскаяния». Финкелькрот добавил, что «философия деколонизации восходит к Гердеру», который, как известно, считается основателем национализма как иде­ологии, а это равносильно приговору. С защитой Третьего мира покончено, невинность западного сознания восстанов­лена. Запад снова может заявить о своем превосходстве над остальными народами во имя универсальности прав чело­ века (цена которых имеет строгий эквивалент в баррелях сырой нефти). Как написал Луи Жанове, «религия прав че­ловека служит универсальным отпущением грехов для бе­лой расы, и жрецами этой религии стали „покаявшиеся“ вчерашние борцы за свободу Третьего мира».

Но так как дурные привычки исчезают с большим тру­дом, организуются все новые и новые показательные про­цессы. Они заключаются в ревизии наследия крупных клас­сиков, которые предстают перед трибуналом современной правящей идеологии. При этом роль адвоката заведомо ан­нулируется, так как авторы разоблачений совмещают в од­ ном лице и прокурора, и судью, и видимость защиты. Пока­зательны статьи обвинения. Сегодня во Франции интел­лектуалов судят за мнимые или подлинные:

— «расизм»,

— «сексизм»,

— «фашизм»,

— антисемитизм»,

— «тоталитаризм» и т. д.

При этом все термины в общем и целом взаимозаменя­емы, и выбор, таким образом, представляется широким. По этим статьям обычно проходят Хайдеггер, Ницше, Юнг, Гердер, Руссо, Сорель, Жан Жене, Генри Миллер, — не забыть о Платоне (из которого Карл Поппер сделал духовного отца ГУЛАГа), Жорже Батае (у которого Бернар-­Анри Леви об­наружил «фашистский импульс»), Саде (которого Элизабет Бадентер назвала по ТВ «примордиальным наци») и т. д. Так как «фашистские тенденции», понятые таким образом, могут быть найдены почти у всех, то список потенциаль­ных обвиняемых, естественно, представляется огромным. Либеральная демократия западного типа считается при этом метафизическим абсолютом, от имени которого можно дис­квалифицировать все что угодно без учета исторических обстоятельств. В раздаче черных и белых карточек особен­ но преуспели Цветан Тодоров и Бернар­-Анри Леви. Этот по­следний в своих передачах «Приключения свободы» недав­но договорился до того, что можно быть сталинистом, даже не сознавая этого!

Люк Ферри и Ален рено писали: «Как большинство сту­дентов нашего поколения мы привыкли считать, что идеал Просвещения был лишь дурным фарсом, мрачной мисти­фикацией. Так, по меньшей мере, нас учили. Властителями дум в ту эпоху были Фуко, Деррида, Делёз, Альтюссер, Ла­кан. От улицы Юльм до Коллеж де Франс мы открывали философов подозрения: Маркса, Фрейда, Хайдеггера, но прежде всего Ницше».

Мэтры подозрений в свою очередь сами попали под по­дозрение. И книга, откуда мы процитировали отрывок, так и называется «Почему мы не ницшеанцы». В этом коллек­тивном труде под эгидой Андре Конт-­Спонвиля сводятся личные счеты с Жилем Делёзом и показывается, что Ницше, к которому апеллировали в 1968-­м во имя свободомыслия, сегодня должен быть отвергнут как «опасность для гуманиз­ма». Показательно, что столь настойчивое объяснение со­ временными философами, «почему они не ницшеанцы», показывает, насколько актуальна до сих пор мысль самого Ницше!

несколько раньше нечто подобное предпринял Виктор Фариас в отношении Хайдеггера, и автор «Бытия и Време­ни» предстал перед ошарашенной интеллектуальной об­щественностью как идеолог СА. Спустя 20 лет после 68 года философия «новых левых», которая казалась неприкосно­венной все это время, внезапно была пригвождена к позор­ ному столбу, причем теми же самыми людьми, которые долгие годы были ее апологетами. Люк Ферри и Ален рено объяснили нам, что два основных элемента, из которых эта философия состояла, — марксизм и «философия разли­чий», — приводят к невыносимой для либералов идее, что «автономность субъекта есть иллюзия». Более того, в осно­вании обоих этих направлений — немецкие авторы, что усугубляет дело. Ферри и Рено разоблачают «французское ницшеанство» (Фуко), «французское хайдеггерианство» (Деррида), «французский марксизм» (Бурдье), «француз­ский фрейдизм» (Лакан). Так был создан интеллектуаль­ный образ врага либерального общества — марксо­ниц­ шеански­хайдеггериански­фрейдистский монстр, ответ­ственный за то, что мысли целого поколения были увлечены революционной негативностью, а пророки этого направ­ления были лишь второсортными эпигонами господ Ницше, Маркса, Фрейда и Хайдеггера, которые, в свою оче­редь, были лишь духовными учителями на службе у немец­кого государства. Так Сартр, Альтюссер и Маркузе стали примером того, какими не надо быть. левацкая мысль ока­ залась нагруженной скрытыми ужасами, а следовательно, правой мыслью. Вот это сюрприз!

Даже Солженицын, который открыл всей компании французских интеллектуалов глаза на ужасы ГУЛАГа, когда от того остались лишь воспоминания, не пользуется успе­хом у этих покаявшихся «леваков». Леви заметил, что его книги отдают «обскурантизмом». Он выбирает Россию, а не Запад. Тут же Леви охватывает неприятное подозрение. Леви перечисляет, что, собственно, пугает его у Солже­ницына: «провинциальная и здоровая Россия, деревенская, почти первозданная, Россия со вкусом к хорошо сделанной работе, Россия ремесел и корней». Действительно, какой ужас! есть от чего негодовать либералу Леви.