– На сотню, как и полагается.

– Неужели они тебе не предлагали откупиться? Они время ценят, оно у них деньги! А ты ведь небось насчет угона выяснял, с полчаса мурыжил?..

– Предлагали. А на кой мне их деньги? С бандитами связываться – себе дороже.

– Ну молодец, сержант! И честь свою не уронил, и нам помог. Пора тебя повышать. – Огородников пожал ему руку.

Сержант расплылся в довольной улыбке.

– Надо и машину к экспертам доставить, – пробурчал Огородников, обращаясь к Гале, когда они вновь тронулись с места. – В такой и не поездишь, только народ пугать. Вот блин, теперь с Ремизовым объясняйся!..

– Так вы же при исполнении были, можно сказать, жизнью рисковали. Бронированная машина нам жизнь спасла.

– Оно-то так, но обозлится начальник. Он и эту со скрипом разрешил. А ну как новую не даст?

– Мы ему не дадим! – вдруг пригрозила заочно Ремизову Галя. – Мы организуем звонок из Москвы, из МВД. Он не посмеет не выполнить приказа министерства.

– Может, сразу с Москвы и начать? – размышлял вслух Огородников. – Тогда просить не надо, унижаться. А так он нам сразу выдаст, без лишних слов, по приказу заместителя генерального прокурора.

– Сейчас Турецкому позвоню, пускай займется. – Галя вызвала Турецкого на своем мобильном.

– Встретимся в прокуратуре! – Александр Борисович был очень взволнован, услышав короткий рассказ Гали.

Там их уже ждали, сотрудники высыпали на улицу, рассматривая машину, высказывали свои предположения, чем же Огородников так допек бандитов, что те его изрешетили.

– Надо брать этого Мясникова и его брата, – сделал вывод Турецкий, когда узнал подробности преследования машины Огородникова, а затем ее расстрел.

– Я со своими операми поеду, – сказал хмуро Огородников. Он уже немного успокоился, нервная дрожь прошла, ярость он сумел усмирить. – А вы тогда к отцу Петру и в церковь. Вечером встретимся, я к вам подъеду… Живем, как в сказке: чем дальше, тем страшнее. – Он посмотрел на Галю. – Все никак не спрошу – как вы-то?

– В порядке. Сначала, правда, в шоке была. Хотя чего? Сама себе работу выбрала такую, что несовместима со спокойной жизнью. Значит, должна быть всегда готова ко всяким неожиданностям. Но тут все так быстро и неожиданно произошло…

– Ремизова на месте нет, как с машиной будем? Я-то поеду со своей опергруппой на обычной, и вам сейчас дадут водителя и машину, но не бронированную. Правда, я думаю, вам ничего особенно не грозит, это опять за мной охотились. Вы уж, Галя, извините, что я вас за собой потянул.

– Все понимаю, не волнуйтесь за нас.

Они разъехались в разные стороны.

Отец Петр был очень бледен, под глазами черные тени. Увидев Турецкого, он обрадовался:

– Я почему-то догадался, что вы придете…

Голос его был тихий и слабый, и Турецкий сел поближе, чтобы диакон не напрягал голосовые связки.

– Вы не догадываетесь, что с вами случилось?

– Отравление. Мне врач сказал, что у меня в организме нашли какие-то токсины. Ума не приложу, откуда они взялись.

– Вчера в трапезной вы сели обедать со всеми вместе?

– Я пришел последний, потому что беседовал с молодой девушкой, она хотела исповедоваться, впервые в жизни. И я ей объяснял, как к этому нужно готовиться. А когда пошел в трапезную, все уже сидели, мне матушка Любовь Алексеевна щи наливала. Потом мы читали общую молитву и уже после этого приступили к трапезе.

– А вам еда не показалась странной на вкус?

– Щи были немного кислее обычного. Матушка Любовь Алексеевна хорошо готовит, мы всегда ее хвалим. А в этот раз я подумал, что, наверное, капуста кислее попалась.

– Щи были из квашеной капусты?

– Да.

– Когда вы почувствовали себя плохо?

– Да как-то сразу. Но я терпел, не хотел всем портить настроение. А уж когда совсем невмоготу стало, вышел из-за стола и в храм спустился. Хотел помолиться. Да не успел.

– Как вы думаете, отец Петр, вам мог кто-то подсыпать в еду яд?

У батюшки округлились глаза:

– Да Бог с вами, этого не могло быть! Кому мне подсыпать? У нас все люди верующие, Бога любят, это исключено, – твердо ответил отец Петр. И с каким-то сожалением посмотрел на Турецкого. Александр Борисович понял, что батюшка ничем помочь не может.

В церковь они приехали уже довольно поздно, обед давно прошел, но Любовь Алексеевна сидела на кухне, сложив руки на коленях. Кухня сияла чистотой, вымытая посуда стояла в стопках. Услышав шаги, Любовь Алексеевна повернулась лицом к зашедшим. Глаза ее были заплаканы, лицо мокрым от слез.

Турецкий и Галина представились, стряпуха испуганно смотрела на них. Губы ее шевелились, как будто она хотела что-то сказать. Вид у нее был такой жалкий, такой несчастный, что Турецкому стало ее жаль. Он стал расспрашивать о распорядке ее рабочего дня, сколько народу ей приходится обычно кормить, она отвечала на все вопросы неуверенно, слегка заторможенно.

– А вчера чем вы кормили ваших людей?

Любовь Алексеевна начала перечислять, с трудом вспоминая вчерашний день. Руки у нее начали дрожать, она теребила кончик цветастого головного платка, из-под которого выбивались негустые седые волосы. Турецкий подумал, что она вовсе не старая, но что-то ее очень угнетало, и эта тяжесть легла непосильным грузом на ее худенькие, хрупкие плечи.

– А щи вам не показались более кислыми, чем обычно? – спросил он ее.

Любовь Алексеевна вздрогнула и замолчала. Она смотрела на Турецкого такими глазами, как будто ждала от него какого-то ужасного поступка.

– Отец Петр сказал, что вчера щи показались ему кислее.

– Он жив, жив, слава Богу!.. – Любовь Алексеевна разрыдалась, и долго они не могли ее успокоить.

– Любовь Алексеевна, – мягко сказала Галя, – у вас что-то случилось, я чувствую. Если вы все расскажете, вам сразу станет легче. А мы вам сможем помочь. Возможно, все не так страшно, как кажется. Возможно, все еще поправимо…

Стряпуха закрыла лицо платком, низко опустила голову и плакала, плакала.

Наконец она тихим голосом стала рассказывать о событиях последних двух недель, всхлипывая и судорожно вздыхая. Закончила свой рассказ и спросила:

– Теперь вы меня посадите в тюрьму?

– Нет, не посадим, успокойтесь, – заверил ее Турецкий. – Во-первых, отец Петр остался жив. Во-вторых, вас довели до такого состояния. В третьих, вы искренне раскаиваетесь, ведь так?

– Конечно, я же Богу молюсь каждую минуту, – горячо заговорила бедная женщина.

– Мы узнаем, что за человек дал вам этот порошок. И он понесет наказание. Также разберемся, почему дело вашего сына вообще довели до суда, если он даже не умеет водить машину. Более того, дежурный патруль видел, что он не один был в машине, но следователями не были приняты меры для того, чтобы привлечь к ответственности остальных ребят.