– Ну, шмотки ты могла бы себе взять. Кто узнает-то? – предложила Вика.

– Да ты что! – расхохоталась Катя. – Наталья же сорок шестой размер носила, а у меня пятьдесят второй. Сечешь? Да и продать так быстро я не успею. А ведь там еще документы – билеты, загранпаспорт… Черт, не сообразила я все это следователю отдать, он ведь только гражданский паспорт Наташин спрашивал, я и отдала, а про остальное даже и не вспомнила. Ой, Вик, а ты не взяла бы все это, а? – вдруг спросила Катя с надеждой во взгляде. – Ну, на работу снесешь, там где-нибудь оставишь на хранение, а мать, если появится, заберет потом… Понимаешь, я ведь даже не знаю, куда перееду. У приятельницы попробую перекантоваться, пока не найду подходящее жилье.

Вика не могла поверить в свою удачу: Катя сама предлагала ей забрать вещи покойной! Но слишком торопиться с ответом она не стала, так как чересчур легкое согласие могло вызвать ненужные подозрения.

– Ну, я не знаю… – протянула Вика, закатывая глаза к потолку, словно борясь с желанием отказаться от ненужных хлопот.

– Пожалуйста! – взмолилась Катя. – Я, конечно, могу все это здесь оставить, но вдруг Натальина мамаша потом обвинит меня в воровстве? Да и документы, понимаешь…

Помолчав с минуту, Вика решила, что можно уже и перестать ломаться.

– Ну, так и быть, – великодушно сказала она. – Заберу вещички, выручу тебя.

– Вот здорово! – обрадовалась девушка. – Спасибо тебе большое-пребольшое! Ты даже не представляешь, какая ты классная девчонка! Даже странно, что Наташка о тебе ничего не рассказывала. Я сейчас все соберу…

– Я тебе помогу, – предложила Вика, опасаясь, что Катя может забыть упаковать что-нибудь важное.

* * *

Я с ужасом ждала звонка от Вики или от самого Лицкявичуса с требованием прекратить расследование и убираться домой, но, к своему удивлению, так и не дождалась. Зато утром, войдя в мужскую палату, едва удержалась от возгласа удивления: на одной из коек лежал… Никита. Тот самый Никита, с которым я познакомилась на праздновании юбилея Лицкявичуса. Тот самый Никита, который так здорово пел.

Я открыла было рот, но парень посмотрел на меня очень выразительно и слегка качнул головой. Очевидно, он имел в виду, что я не должна подавать вида, что мы знакомы. Я сделала необходимые уколы и удалилась, даже не оглянувшись напоследок. Только оказавшись за дверью, расслабилась и улыбнулась сама себе. Судя по всему, Никита здесь не потому, что его внезапно хватил удар. Его появление в больнице могло означать только одно: Лицкявичус послушался Павла, который, видимо, был достаточно убедителен, встав на мою сторону. Однако, не желая рисковать понапрасну, глава ОМР решил выслать мне подмогу в лице Никиты.

– А что это мы тут зависаем? – услышала я голос Головатого у себя за спиной и невольно вздрогнула.

– Ой, ты меня напугал!

– Неужели? – поднял парень светлую бровь. – Я такой страшный?

Вглядываясь в лицо медбрата, я вдруг почувствовала, что за маской спокойствия и напускного дружелюбия и в самом деле кроется нечто страшное. Что все-таки случилось с Наташей? Катя заявила, что медсестра боялась Антона. Почему? Мне всегда казалось, что между ними нет ничего общего, но, видимо, я ошибалась.

– Думаю, тебе стоит зашить это… – Антон указал пальцем на мой лоб. – Давай я тебя полечу?

Одна мысль о том, что этот человек прикоснется ко мне, вызвала у меня тошноту. Я вежливо отказалась.

– Нет, спасибо. Все в порядке.

– Зря, – покачал головой медбрат. – Жаль портить такое красивое личико. Ведь может остаться шрам!

– Я переживу.

– Как знаешь, – пожал Антон плечами и двинулся дальше по коридору.

Чуть позже мне удалось немного поболтать с моей подопечной Полиной Игнатьевной. Я решила порасспросить ее о Наташе и Урманчееве.

– Боже милостивый! – вскричала старушка, едва завидев меня. – Что у тебя с лицом, Анечка?

Честно говоря, мне уже стало надоедать, что каждый встречный задает один и тот же вопрос, но я ответила как можно беззаботнее:

– Свет в коридоре отключили, представляете? Вот я в темноте в стену и влетела.

Сапелкина поахала немного, выражая сочувствие. Я заметила, что старушка выглядит гораздо лучше, и не преминула высказать пациентке свое мнение.

– Да, милая, – довольно закивала Полина Игнатьевна, – в последнее время мне и в самом деле здорово полегчало. Даже не верится, что недавно совсем было помирать собралась.

– Вот только глупостей не надо говорить! – сурово сдвинула брови я. – Вы поправитесь: через пару деньков совсем как новенькая станете.

– Дай бог, дай бог, – улыбнулась старушка.

– Полина Игнатьевна, мне нужно вас кое о чем спросить, – понизила я голос, чтобы пациентка на соседней койке не могла услышать моих слов.

– Конечно, милая, – с готовностью согласилась больная. – О чем?

– Вы ведь несколько раз встречались с психоаналитиком, с Урманчеевым. Зачем?

– Да сама не знаю! – развела руками старушка. – Сначала он просто зашел в палату, поинтересовался моим состоянием, посочувствовал. Мне показалось – душевный мужчина. Ведь лечащий врач еще даже не появился, а он пришел, о здоровье начал расспрашивать.

– А еще чем-нибудь интересовался?

– Спросил, есть ли мне кому помочь. Я сказала, что живу одна, но есть соседка, которая помогает покупать лекарства и ходить в магазин, когда я плохо себя чувствую. Доктор сказал, что мне, наверное, тяжко приходится одной, без родственников. Я ответила, что у меня есть сын, только живет в Мурманске. Потом он поинтересовался, сообщила ли я сыну о том, что попала в больницу, и предложил позвонить ему, если в том есть необходимость. Но я отказалась: у нас, видишь ли, не самые лучшие отношения с тех пор, как Гриша женился…

– А потом что?

– Потом доктор пригласил меня зайти к нему в кабинет, чтобы поговорить. Сказал, что у пожилых пациентов часто случаются депрессии, и ему кажется, что я как раз нахожусь в таком состоянии. А после одна из женщин в палате – ее недавно выписали – сказала мне, что Урманчеев берет за свои сеансы деньги. Я, конечно, сразу же раздумала к нему идти, потому что живу на одну пенсию.

– Но вы же ходили к Урманчееву?

– Ага, ходила. И он, между прочим, никаких денег с меня не потребовал.

– А о чем вы с ним разговаривали, Полина Игнатьевна? – спросила я, чувствуя, что напала на что-то важное.

Старушка, к моему глубокому разочарованию, задумалась.

– Даже и не припомню! – пробормотала она, потирая подбородок и глядя прямо перед собой. – О сыне, наверное… О том, как тяжело жить на одну пенсию… В общем, обычный разговор «за жизнь», кажется.

– И он, говорите, денег у вас не просил? – уточнила я.