– Я знаю, Хиллер. Мне жаль.

– Да, она была леди, как и твоя мать.

– И любила тебя! Я помню, она всегда стояла на ступеньках крыльца, ожидая, когда твоя лодка причалит к берегу. Ты скучаешь по ней?

– Еще как, – вздохнул Хиллер, вытирая глаза. – А ты, тот пилот, который вытащил Майка из пруда? – спросил он, пристально рассматривая Уилла.

– Новости разлетаются быстро, – рассмеялась Сара. – Хиллер, это Уилл Берк. Уилл, это наш старый друг Хиллер Кроуфорд.

Мужчины пожали руки, и Хиллер начал жаловаться: он рассказал о своей старой лодке, о своей язве, о сломанной спутниковой тарелке, о крушении планов по переезду во Флориду.

– Это была скорее идея Софии, чем моя, – рассказывал он, подходя в чану с омарами. – Мы несколько раз провели отпуск в Нэпле, и ей там понравилось. Мы подумали, что, может быть, продадим бизнес и переедем туда к зиме. А здесь оставим дом для летнего отдыха.

– Но ты все еще можешь это сделать.

– Нет, – ответил Хиллер. – Без Софии это неинтересно.

– Может быть, ей хотелось бы, чтобы ты переехал, – сказала Сара, наблюдая, как медленно он передвигается от шумного чана к висящей чашке весов.

Он взвесил каждого омара, написал цену на бумажном пакете и положил омаров в деревянный ящик.

– Может быть, и так, но я не хочу уезжать без нее, Сколько омаров вам нужно?

– Шесть.

– Пять, – сказал Уилл. – Сьюзан не будет есть.

– Майк съест два.

– Бэсс сказала, двухфунтовые, правильно? Хотите, я брошу вам несколько моллюсков? Они вкусные и толстые, я ел вчера на обед.

– Конечно. Спасибо.

– Не за что…

Хиллер вручил Уиллу ящик, в котором скреблись омары. Сара забыла о предостережении отца, но подозревала, что он напрасно волновался. Казалось, Хиллера уже вообще ничего не интересовало.

– Ты в порядке? – спросила Сара, беря Хиллера за холодные руки.

– Старею, Сара.

– Береги себя. – Он равнодушно кивнул.

Уилл шагнул вперед, чтобы пожать ему руку:

– Ваша жена была настоящей леди, и вы были счастливы вместе.

– Был… – сказал Хиллер, и в его глазах появились огоньки.

Сев за руль, Уилл не хотел ехать сразу домой. Не обсуждая это с Сарой, он повернул на восток, вместо того чтобы ехать в южном направлении к верхней части Харбор-роуд. Он хотел увидеть весь остров, перед тем как уедет, чтобы знать дорогу в следующий раз, когда они вернутся. Проехав через город, они миновали универсальный магазин, почту и два свободно стоящих бензонасоса.

– А вот дом Хиллера и Софии, – сказала Сара, указывая на роскошный белый дом в колониальном стиле.

Он был расположен близко к дороге, двор был окружен изгородью из самшита. Несмотря на то, что на улице были еще три дома, этот явно был городского стиля и чем-то вроде достопримечательности. Американский флаг развевался на высокой белой мачте на его фасаде. Но мертвые цветки герани и сухой плющ стояли в наружных ящиках для растений, не закрытых с самого лета. Одна из ставен висела на сломанной петле. Остатки выброшенного мусора лежали перед подъездом к дому.

– Только посмотри на этот прекрасный дом, – сказала Сара. – В детстве мне всегда хотелось жить в нем больше, чем где-либо еще.

– Но у вас замечательная ферма.

– Этот дом такой элегантный и изысканный. В центре города, с клумбами. Мне нравилось приходить в гости к Софии с мамой. Но смотри… без Софии он разваливается. Кажется, она делала здесь все.

– Это не дом, – сказал Уилл.

– Что ты имеешь ввиду?

– Это Хиллер. Без Софии он разваливается.

– Ты прав.

– Кажется он из тех, кто не хочет жить, когда уходит жена.

– Хорошо, если бы он уехал во Флориду… – задумалась она, глядя в окно.

Центр городка неожиданно кончился. Главная улица уступила место узкой дороге, на которой едва могли уместить два автомобиля. На протяжении нескольких миль ее окружали сосновые деревья, затем снова появилось море. Они миновали две маленькие бухты, узкий залив, изящный мост в виде арки.

– Художники из Нью-Йорка и Бостона часто рисуют этот мост, – сказала Сара. – Есть известное полотно с его изображением в музее «Метрополитен».

– «Ловля голубых крабов»? – спросил Уилл.

– Да.

– Мне нравится ловить крабов. Я знаю место под железнодорожным мостом в Южном Лиме. А здесь они большие?

– Огромные, – улыбнулась она. – Мы используем бекон и мелкую рыбешку для приманки.

– А я использую кости цыпленка, – сказал Уилл. – Моим рекордом был двадцать один краб за день.

– Голубые крабы в Коннектикуте? – не поверила Сара.

– Да еще какие! Довольно приличного размера. Моя мать готовила их на пару на обед, и это всегда было самое вкусное угощение.

– Так же делала моя мама.

– Покажи мне что-нибудь еще, – попросил ее Уилл. – Я видел школу, в которой ты училась, пристань, залив, где ловят крабов. Я хочу знать все главные места.

– Давай навестим могилу моей мамы. – И Сара указала вдаль на восток.

Они миновали северные скалы, высокие гранитные пики, на которых гнездились орлы. Пока Уилл вел машину, Сара вертела головой во все стороны, высматривая лысых орлов. Гнездо было видно: крыша из палочек и заросли ежевики на высоком уступе, – но птицы, скорее всего, улетели на охоту. Вскоре они повернули на узкую дорогу, недавно вспаханную, но покрытую остатками снега, выпавшего прошлой ночью. Дорога извивалась через поле, затем через дубовую рощу, где ветви смыкались над головой.

Наконец, они выехали на берег Атлантического океана. Каменная часовня одиноко стояла, окруженная снежными полями. Рядом с церковью, огороженной кованым забором, находилось маленькое кладбище. Припарковав джип, Уилл подошел к Саре и взял ее за руку. Она задумчиво смотрела на воду, как будто пришла сюда с определенной целью…

Часовня была сделана из темного камня, маленькая, в средневековом стиле. На прочной колокольне держался каменный крест, прикрепленный стальной проволокой к крыше, покрытой шифером, чтобы выдержать натиск ветров с Атлантики. Три гранитные ступени вели к деревянной двери, сделанной в форме арки. Кто-то повесил венок из пихты, украшенный сосновыми шишками, серебряными ягодами барбариса, сухой черникой и пурпурной лентой.

– Отец недавно был здесь, – прошептала Сара.

– Это он повесил венок?

– Он вешает его каждый год, на следующий день после Дня благодарения. Он равнодушен к праздникам, но моя мама любила Рождество. Он делает это для нее.