встал у окна, обнял за плечи, постоял с ней. Поговорил, осторожно подбирая слова. Постарался как-то утешить.

А перед этим была женщина. У нее муж журналист, УрГУ заканчивал. Занимался телевидением в Красноуфимске. У мужа заболел живот, его быстро на скорой доставили в районную больницу. Фельдшер увидел его, сразу закричал: на стол! А хирург приезжий, из Средней Азии. Резать отказался и начал обезболивать и отправлять домой. А мужу все хуже и все больнее. А хирург резать не берется. Говорит: не нужна операция. Потом уже она добилась, и вертолет МЧС вызвали. Но было уже поздно. Парень умер и оставил ее вдовой с двумя детьми. Она подняла скандал, написала заявление. Хирургу объявили выговор. Я спрашиваю: ты хочешь отомстить? Она говорит: нет, я хочу, чтобы к этому человеку больше никто не попал.

15.09.2017

У сорокалетней женщины летом повесился единственный сын. Ему было семнадцать. Отца у них не было. Хороший парень, замкнутый немножко. Она ему щенка купила, чтоб друг был. Пришла ко мне, просит, чтобы я помог в расследовании. Очень надеется, что его убили. Ну не мог же он повеситься сам, не подумав о ней!!! Если она узнает, что его убили, ей станет легче.

22.09.2017

А потом пришли два ясноглазых парня. Организация называется «За жизнь!». Они убежденные противники абортов и считают, что необходим закон на государственном уровне, который запретит женщинам прерывать беременность. У меня сложное отношение к этой теме, но первое, что настораживает: с чего это мужики ходят и решают, как женщинам жить? А тут еще в кабинете шесть женщин от тридцати до пятидесяти лет. Я им говорю: девчонки, вы бы проголосовали за такой закон? Пять высказались резко против, одна на всякий случай воздержалась. Выдержал я с ними сложную полемику. А они такие убежденные.

29.09.2017

Потом девушка зашла с дочкой маленькой, она инвалид-опорник. Ходит очень трудно, но нашла работу, и дочку надо пристроить в садик поблизости. Я пошел с ними на пятый этаж в управление образования к Екатерине Сибирцевой, она всегда старается помочь. И вот поднялись, идем по длинному коридору, я дочку за руку взял, такая теплая, доверчивая девичья ладошка, и вижу, что она идет тяжело и старательно переступает, испугался и вдруг понял, что у нее просто сапожки больше размера на два и болтаются на ноге. И посмотрел на мать и увидел, что у нее ботинок один порван. Будем помогать.

06.10.2017

Мать с отцом бухали, потом мать посадили. Отец забрал троих старших и уехал в деревню, а маленькую Любу сдал в детдом. И больше к ней никто не приезжал. Ей было два года. А мать так и сгинула. В детдоме она было прижилась, но у нее резко ухудшалось зрение, и ее перевели в интернат для слабовидящих в Пышму. Их было четырнадцать человек, и директору удалось почти всех распихать по иностранным усыновителям, в основном брали американцы. Любе не повезло, она была уже большая. Когда она выпустилась, никто не сказал, что ей полагается жилье, и она, устроившись на картонажную фабрику, получила койкоместо в общаге и была довольна. Потом она закончила курсы для слепых и стала массажистом. Познакомилась с хорошим парнем, и они поженились. Родился сын. Взяли однушку в ипотеку. На пятом этаже. У сына диагностировали аутизм и сложную форму шизофрении. Начались разлады. Копились беды. Она решила разом решить все проблемы и выбросилась из окна. Но не убилась, а сломала позвоночник и обе ноги. Проблем стало еще больше. И муж возненавидел. На нем сын-аутист и жена-инвалид, да ипотека не выплачена, а работает теперь он один. И эта однушка для них как тюремная камера, из которой нет выхода.

Любу на прием привезла сестра. Ее в августе занесли на коляске на пятый этаж, и вот сегодня первый раз на улице побывала. И она начинает учиться ходить и жить заново. Больше не плачет.

13.10.2017

А потом пришла женщина, сорок девять лет. Только что все было хорошо. Жилье свое, работа, сына растила. Обнаружили рак. Сделали операцию, теперь химия, потом облучение. И непонятно, есть шансы или нет. А сыну десять лет, учится в четвертом классе, живут они вдвоем. Работать она не может, просто физически не может – иди после химии поработай, а инвалидность ей не дают. И она пришла попросить, чтобы я помог определить ей сына в кадетский корпус в Сысерти. Потому что она боится, что он совсем от рук отобьется. И просто боится, что она умрет, а он останется беспризорником. Вот здесь надо будет просто помогать.

20.10.2017

Жила на Сортировке семья. Отец, мать, маленький сын и две маленькие дочки. Когда был взрыв, им повезло, разрушило их дом и им дали хорошую трехкомнатную двухуровневую квартиру на Минометчиков. Родители выпивали, и мать допилась до того, что детей забрали в детдом. Отец к ним первое время еще ходил и забирал на выходные, но потом отца убили. А квартиру каким-то странным образом разменяли. Матери дали комнату на Буланаше и еще обещали денег, а двум сестрам выделили маленькую однушку в старом доме. А на брата ничего не рассчитывали, потому что он в то время уже сидел. Потом мать поехала из Буланаша за деньгами и исчезла, сгинула навсегда. Освободился брат, пришел в квартиру, а там живут другие люди, и пойти ему некуда. Забомжевал. А сестры в детдоме на Пехотинцев. Лена-то тихая, а Катя бойкая, сбегала, беспризорничала, ВИЧ у нее. Тихую Лену потом посадили за соучастие в убийстве. Отсидела трешку, пришла в эту однокомнатную квартиру, а там притон. Кильдым натуральный. Выгнала сестру, прибралась, стала жить. Сестра уехала в область. И вот уже Лена устроилась работать, родила двух детей, а тут сестра образовалась. И никуда ее не выгонишь. Лена пришла ко мне и говорит:

– Как мы будем все в однушке?

А я разговариваю с ней и понимаю, что надеяться ей не на кого. И жизнь свою она начинала даже не с нуля, а с глубокой отрицательной отметки. Но уже многого добилась. Дети у нее нормальные, устроены. И сама работает. Я пока не знаю, как мы будем ей помогать, но что-нибудь придумаем.

И вдруг слышу:

– А я вас помню, вы в две тысячи втором году к нам в детдом приезжали к Михал Иванычу, и он отдал вам на реабилитацию