— Боже мой, Деми, я думала, что ты хранишь все, к чему прикасались ее пальцы. Разве ты не любишь Алису?

— Очень, мы все ее любим. Но ухаживание и сентиментальные вздохи не по моей части. Твои роли окончательно свели тебя с ума, моя милая, и, потому что мы с Алисой играем влюбленных, ты вбила себе в голову, что это так и есть на самом деле. Не теряй времени по-пустому, занимайся своими делами и оставь меня в покое. Надеюсь, что такое поведение больше не повторится: во-первых, это невежливо, а во-вторых, театральные королевы не занимаются подобными глупостями.

Это последнее замечание окончательно сразило Джози. Она униженно попросила прощения и отправилась спать.

Деми скоро последовал ее примеру, вполне довольный тем, как он разубедил свою сестренку. Но если бы он видел ее лицо, когда она прислушивалась к тихим жалобам его флейты, то потерял бы часть своей уверенности.

Стоя на лестнице с очень умным и хитрым видом, она произнесла презрительно:

— Надуть меня тебе не удастся. Я знаю, кому предназначаются эти серенады.

«Бренда» неслась полным ходом, и ввиду скорого окончания длинного пути все были в отличном расположении духа.

— Через четыре недели, миссис Харди, мы вас угостим таким чаем, какого вам еще не приходилось пить, — сказал мичман Гофман, подходя к двум дамам, сидевшим в уютном уголке палубы.

— Я буду рада чаю, а еще больше твердой земле, — ответила старшая дама с улыбкой.

Наш друг Эмиль был ее большим любимцем, чего, впрочем, он вполне заслуживал, так как с особенным вниманием посвящал себя жене и дочери капитана, которые были единственными пассажирками «Бренды».

— Я также, даже если мне придется надеть пару китайских башмаков. Я столько ходила взад и вперед по палубе, что рискую скоро остаться совсем без обуви, — рассмеялась Мэри, рассматривая свои стоптанные башмаки и поглядывая на товарища этих прогулок, благодаря которому последние оставили ей такое приятное впечатление.

— Боюсь, что в Китае мы не найдем достаточно маленьких ботинок, — сказал Эмиль, решив в душе немедленно по прибытии отправиться на их поиски.

— Я не знаю, что бы ты делала, милая, без твоего привычного моциона, если бы мистер Гофман не гулял с тобой каждый день. Жизнь без движения хороша для меня, в особенности при тихой погоде, но для молодежи она совсем не годится. Не будет ли шторма? — прибавила миссис Харди, с беспокойством поглядывая на красный закат.

— Только легкий ветер, мэм, чтобы прибавить нам ходу, — ответил Эмиль, осматривая небо с видом знатока.

— Спойте что-нибудь, мистер Гофман, мы так любим ваше пение; его нам будет очень недоставать на берегу, — сказала Мэри таким умоляющим голосом, который заставил бы петь и акулу.

Эмиль не раз благодарил судьбу за тот талант, которым она наградила его: музыка сокращала для него длинные однообразные дни, а сумерки были его любимым временем, так как он имел обыкновение посвящать их своему любимому занятию, когда погода и ветер благоприятствовали этому. Он не заставил долго просить себя и, облокотившись на борт рядом с девушкой, запел ее любимую песенку, следя за ее темными локонами, развевавшимися по ветру.

Не успели еще последние звуки его сильного, свежего голоса замереть в воздухе, как миссис Харди неожиданно вскрикнула: «Что это?». Зоркий взгляд Эмиля сейчас же заметил легкий дымок, выходивший из решетчатого люка, и сердце его остановилось от ужаса. «Пожар», — промелькнуло у него в голове. Он в ту же минуту овладел собой и отошел от дам, сказав спокойно:

— Там курить запрещается; надо принять меры.

Но как только дамы не могли его больше видеть, лицо его изменилось, и одним прыжком он очутился в трюме, говоря со странной улыбкой: «Если мы в самом деле горим, придется помириться с холодной морской могилой».

Он отсутствовал несколько минут, а когда снова поднялся наверх, задыхаясь от дыма, смуглое лицо его было бледно, но он с полным хладнокровием доложил капитану:

— В трюме пожар, сэр!

— Не пугайте женщин! — было первое приказание капитана Харди, а потом они оба посвятили себя борьбе со страшным врагом.

Груз «Бренды» был очень опасен в пожарном отношении, и, несмотря на то, что в ход были пущены все трубы, беда становилась неминуемой. Дым пробивался во все щели, а поднявшийся ветер раздул тлеющий огонь в огромное пламя, которое делало всякое дальнейшее молчание излишним. Миссис Харди и Мэри стойко выдержали ужасное известие, когда им было приказано быть готовыми покинуть корабль в любую минуту. Лодки поспешно были спущены на воду, и матросы усердно работали, заделывая всякое отверстие, из которого огонь мог пробиться наружу. Скоро бедная «Бренда» представляла из себя один пылающий остов, а люди стали размещаться в лодках. Прежде всего усадили женщин. К счастью, судно было купеческое, других пассажиров не было, и дело обошлось без паники. Та лодка, в которой находились женщины, держалась около корабля, так как бравый капитан хотел покинуть его последним.

Эмиль не отходил от своего начальника, пока ему не приказано было спасаться. Скрепя сердце он повиновался. Но не успел он спуститься в лодку, качавшуюся на волнах и скрытую в дыму, как рухнула обгорелая мачта и сбросила капитана за борт. Лодка немедленно подплыла к нему, и Эмиль бросился в море на помощь. Капитан был ранен и потерял сознание. Командование теперь перешло к Эмилю, и он приказал приналечь на весла, так как в любую минуту мог произойти взрыв судна.

Остальные лодки были уже вне опасности и остановились, чтобы посмотреть на величественное зрелище, которое представлял собой корабль, горевший в открытом море. Красное зарево пожара ярко освещало темное небо и мрачно отражалось в волнах, по которым носились утлые лодки с бледным и перепуганным экипажем несчастной «Бренды», медленно опускавшейся в холодную могилу. Никто не видел ее конца. Налетел ветер и разметал лодки в разные стороны, и многим не суждено было свидеться на этом свете.

Та лодка, судьба которой нас интересует, очутилась одна на рассвете, и только тут сидевшие в ней поняли ужас своего положения. Они имели с собой достаточно пищи и воды, чтобы просуществовать некоторое время. Но с больным капитаном, двумя женщинами и семью матросами их запасы не могли длиться долго, и помощь извне являлась существенной необходимостью. Вся надежда была на встречу с кораблем, хотя буря, свирепствовавшая всю ночь, далеко отнесла их в сторону. Они коротали время, наблюдая за горизонтом и ободряя друг друга предположениями о скором спасении. Мичман Гофман держался с большим самообладанием и храбростью, хотя неожиданная ответственность, выпавшая на его долю, сильно его тяготила. Положение капитана казалось безнадежным. Горе бедной женщины надрывало душу Эмиля, а слепая вера молодой девушки, которая была убеждена, что он может спасти их, не позволяла ему подавать признаки страха или сомнения. Матросы делали свое дело. Но Эмиль знал, что голод и отчаяние могут превратить их в диких зверей, и тогда его положение могло быть ужасным.