Затем перешли к его службе. Что она знала о ней? Да ничего такого, что могло бы представить хоть какой-то интерес. В последнее время часто ездил в командировки. Вот и опять собирался, но так и не успел.

О сослуживцах? Больше слышала, чем видела. Вадим не любил приглашать к себе коллег. Скрытный был человек. О работе старался не рассказывать.

О каких– нибудь женщинах? Нина Васильевна сделала удивленное лицо. Вот о них вообще никогда речи не заходило. Вадим был однолюб. За чужими юбками не ухлестывал. И подозревать его в чем-то по этому поводу даже и причины не было. Дочку любил.

Она или действительно ничего не знает и даже не догадывается, или великолепно играет свою роль верной жены, ну а теперь, разумеется, вдовы.

Знает ли она, что защита ее интересов перед руководством ФСБ будет стоить недешево? Этот вопрос Гордеев задал неожиданно и в лоб. Но Нина Васильевна не смутилась. Да, она знает, ей говорил об этом Евгений Сергеевич Осетров, который работал вместе с мужем. Он сказал, что средства на адвоката соберут те люди, с которыми Вадим находился в контакте. И они совсем необязательно должны работать в ФСБ. Но лично ее, Нину Васильевну, этот вопрос абсолютно не будет волновать. Почему? Он не ответил. Просто сказал – и все. Для сведения. Она не знает, возможно, эти люди из тех, кому Вадим при жизни успел сделать добро. Которые ему чем-нибудь по-человечески обязаны. Не все ведь живут как волки! Остались и нормальные люди, нормальные отношения. Далеко не все сумела – или успела загубить в людях эта демократия, где каждый исключительно сам за себя. У Нины Васильевны, оказывается, была на этот счет своя твердая точка зрения. Нет, она не настаивает, возможно, кто-то думает иначе, его дело. И эта ее безапелляционность, как скоро понял Гордеев, проистекает от ее профессии: видимо, учитель только таким и должен быть – сказал, как отрезал.

Поняв наконец, что большего от вдовы ему не добиться, Гордеев продиктовал Нине Васильевне, как надо составить заявление. Потом принес бланк соглашения, заполнил его, осведомился, может ли она сегодня же внести в кассу аванс. Она ответила, что деньги при ней. Спросила: хватит ли пока пяти тысяч рублей? Гордеев ответил, что вполне достаточно. То есть с формальностями покончили быстро.

И тогда перешли к самому главному. Нина Васильевна начала рассказывать, как ездила на службу Вадима и как там с ней разговаривали. Будто с нищенкой, явившейся за подаянием. Особенно не понравился ей непосредственный начальник Вадима – полковник Караваев. Он ведь даже и на поминки своего сотрудника не приехал. Был Олег Машков, ну этого она знала, он хорошо помог с похоронами, деньги кое-какие собрали. Но в этот раз и он был с нею странно холоден. А результатом посещения явилось обещание чем-нибудь – так и сказали – помочь, когда закончится следствие. А когда оно закончится?

Это хорошо, подумал Гордеев, теперь у него, в общем, развязаны руки. Он может идти по инстанциям на самый верх, вплоть до директора федеральной службы. Не сразу, конечно, но с помощью Меркулова. А тот пообещал позвонить. Внятно надо объяснять, господа фээсбэшники, свои поступки! Ну а уж если удастся доказать, что было совершено убийство, тут вы, господа хорошие, как говорится, читайте газеты. Там все будет изложено – и в лучшем виде.

В общем, с этим вопросом Гордеев для себя решил и еще подумал, что надо бы каким-то образом постараться раскрутить и этого Олега Машкова – фигуру странную. По словам Татьяны, именно он и познакомил в свое время ее с Вадимом. А позже все пробовал интересоваться, что там у них получается и как. Любопытный такой мальчик! Сперва он, видите ли, проявил бурную заботу, а позже охладел. Так в нормальной жизни не бывает. А если и бывает, то, значит, жизнь эту нормальной назвать просто нельзя.

Собственно, на этом и завершилась первая беседа адвоката со своей подзащитной. Нина Васильевна сухо поблагодарила Юрия Петровича за его желание оказать ей помощь, но не было в ее благодарности искренности, что ли. Будто женщина соблюла обыкновенную формальность. Ей сказали, она сделала, хотя ни на что особо и не надеялась.

А может быть, она наперед знала, что судиться с таким могучим ведомством, как Федеральная служба безопасности, может решиться лишь ненормальный? Или слишком наивный человек? Только откуда ей это знать?

Юрий Петрович и сам был где-то внутренне уверен, что ни до какого суда дело вообще не дойдет. Примут нужное решение, уступят в малом, чтобы не потерять собственного лица – ну и на том спасибо…

Действительно, а какой дурак станет подавать в суд на Систему?

Наверняка об этом же подумывал и начальник Рогожина полковник Караваев. Он ведь знал: пенсию сделают. Не варвары же! А у покойного остался ребенок. И это есть самый главный аргумент. Надо, чтобы только улеглось, чтобы шума раньше времени не возникло. Оградить надо Службу, на нее и без того столько уже дерьма вылили, что иной раз своим же подчиненным в глаза смотреть стыдно.

Но, с другой стороны, если им срочно потребовалась версия о самоубийстве, если ухватились за нее, несмотря на явные факты, – впрочем, явные они или нет, об этом знает один лишь судмедэксперт Вербицкий, который изложил их без комментариев, словно предлагая: делайте ваши выводы сами, – то, значит, пресловутый скелет в шкафу у них все-таки имеется. Но они его тщательно скрывают. Они не желают, чтобы в эту историю вмешивались посторонние силы. Или у самих рыльце в пушку?

А между прочим, если все действительно так, то здесь есть и плюс, и минус. Минус в том, что будут усиленно мешать. Почему? Так ведь рыльце же в пушку!…

Ну, предположим, что убрали свои. Говорят, у Службы есть все, включая даже собственную команду ликвидаторов. Присягу давал? Расписывался, что называется, кровью? Ну вот и пожинай теперь. Если это сделали свои, тогда объяснима некоторая небрежность в работе: она проистекла от уверенности убийц в том, что проверять будут свои же и на мелочах не зациклятся. Поэтому, когда кому-то, да хоть тому же адвокату Гордееву, придет охота покопаться в этих самых мелочах, немедленно возникнет ответная реакция со стороны все той же Службы: не лезь, парень, удовлетворись тем, что всем давно известно, а вдову – «твоими стараниями» – не обидят. И самоубийство так просто объяснить нервным срывом. Ну, ширнулся мужик, думая, что полегчает, что кайф снимет напряжение, а вышло все наоборот – и табельное оружие в кобуре под мышкой. Ну что ж, такая версия проходит. Пока.

А вот другая. Интересную задачку подбросил Осетрову этот Вербицкий. Насчет жильцов, которые могли бы оказаться нечаянными свидетелями. И психотропной, так сказать, атаки на Рогожина со стороны тех, кому он мешал. А мешать он мог, судя по рассказу все того же Евгения Осетрова, господину Деревицкому. Женя обещал показать Юрию Петровичу газетные материалы касательно этого олигарха. Но штука в том, что сведения эти были добыты, по сути, Вадимом Рогожиным. А как они оказались опубликованными – большой вопрос. Возможно, именно этот вопрос и удручает больше всего Вадимово начальство. Как же, такая утечка! Удар по президенту! Ну для его администрации, которой придется обелять главу государства, – не Бог весть какая проблема. Назовут ловко состряпанной дезой, и делу конец. Но кто осмелился?! Вот где мандраж начинается. Таким образом, можно с некоторой уверенностью определить интерес Службы, вляпавшейся в очень неприятную для себя историю.