Советский консул очень тяжело переживал свое поражение от этого упрямого профессора. Старый большевик Ауссем стал требовать все новых и новых документов, рассчитывая хотя бы среди них найти уязвимое место интеллигентика. Консул не знал, что, проявляя свое служебное рвение в деле поимки дезертира, он начал опасную игру. Она могла затормозить не только отправку экспедиции в Гвинею, но и омоложение членов ЦК ВКП (б), среди которых мог быть и сам Сталин. А этот человек ошибок не прощал. Да и ошибками их не считал. Какие уж тут ошибки, когда речь идет о Сталине?

9 сентября профессору Иванову поступило новое срочное сообщение из Москвы об очередных документах для советского дипломата:

«Глубокоуважаемый Илья Иванович!

Сегодня, за № VC84 т. Ауссем послана официально по адресу Aussem, Polpred. PARIS телеграмма о том, что Вашему сыну предоставлена соответствующая отсрочка»12.

Бой с наукой ветеран коммунистической партии Ауссем проиграл. В том же году его родной брат Владимир, служивший на дипломатической службе в Вене, был исключен из партии и затем отдан под суд. Это был первый сигнал для «катапультирования» самого Отто Христиановича Ауссема.

Все было бы хорошо, если бы не одно «но». В суматохе, вызванной провокацией Ауссема, Илья Иванович Иванов потерял бдительность, которая должна быть присуща любому советскому человеку в буржуазной стране. В Москве большое беспокойство вызвала небрежность, с которой относился профессор к ведению собственной переписки. Эту оплошность поставили на вид первому секретарю полпредства СССР во Франции Тихменеву, отвечавшему за соблюдение государственной тайны по линии Спецотдела ОГПУ. В письмах профессора Иванова часто мелькали такие слова, как СНК, Кремль, Химотдел РККА, отравляющие вещества, семенные железы. А с той корреспонденцией, которая направлялась им в Москву обычным par avion, стали происходить какие-то странные вещи в тот момент, когда в Варшаве почтовый груз перебрасывали из одного аэроплана в другой.

И вот 21 сентября 1926 года, когда, как казалось, гроза над Ивановым уже улеглась, первый секретарь посольства Тихменев получил нагоняй. «Работа профессора Иванова, — напоминали сотруднику ОГПУ из Москвы, — ведется на специально ассигнованные средства и одновременно с научным значением представляет практический интерес. В последнее время письма профессора Иванова, получаемые обычной почтой из Варшавы, хотя на конвертах стоит Par avion, приходят в поврежденном виде. Кроме того, сам профессор Иванов сообщает в них сведения и подробности о своей работе, ознакомление с которыми посторонних лиц нежелательно.

В интересах дела прошу Вас срочно передать профессору Иванову, что в его переписке с Академией наук СССР и Комиссией СНК СССР по содействию работам Академии наук СССР, а равно и с другими учреждениями и отдельными лицами необходимо по возможности воздержаться от указания каких-либо подробностей, касающихся его работы. В случаях когда избежать подробного изложения вопроса нельзя, следует посылать почтой через официальные органы СССР за границей»13.

Профессор уже начал паковать чемоданы, как его постиг серьезный удар. Из Гаваны, из поместья Палатино, пришла срочная телеграмма. Госпожа Абреу сообщала о трагедии, разыгравшейся в ее питомнике: погибли все самцы шимпанзе и орангутанг.

В послании в Кремль, отправленном 3 сентября управляющему делами Совнаркома Горбунову, Иванов сообщил: «Во-первых из большого на днях полученного от владелицы обезьянника на Кубе письма выяснилось, что литературные данные не весьма точно отвечают настоящему составу обезьянника. Так, из 2 взрослых шимпанзе-самок, дающих детей, осталась одна, которая кормит и под опыты раньше лета будущего года дана быть не может. 8 взрослых самок шимпанзе (около 9 лет) еще не вполне созрели и наступление признаков зрелости половой ожидается не ранее весны 1927 года. Взрослый самец шимпанзе (25 лет), отец нескольких молодых, как раз заболел водянкой яичек и также будет вылечен, под опыты не годится»14.

Но что самое печальное, хозяйка питомника открыто сообщала «о своих опасениях скомпрометировать себя в глазах людей ее круга»15. Иванов предполагал, что кубинка подверглась угрозам со стороны членов ку-клукс-клана. Они писали анонимные письма и на адрес профессора в Институт Пастера. Эти послания наводнили его почту сразу после 5–7 августа, когда ку-клукс-клан провел масштабный марш на Вашингтон. Порой они содержали даже карикатуры, изображавшие Иванова в обнимку с обезьяной, подписанные: «Русский профессор едет в Америку, чтобы жениться».

В действительности причина отказа от эксперимента по гибридизации, видимо, находилась в несколько неожиданной для Ильи Ивановича плоскости, но он о ней даже не подозревал. Вот что сообщал о мадам Абреу Бернгард Гржимек: «Она разводила шимпанзе в неволе и твердо придерживалась мнения, что у этих столь похожих на людей животных непременно тоже должны быть “бессмертные души”. Поэтому она построила в своем имении часовню и посещала службу вместе со своими воспитанниками…»16

11 января 2011 года, находясь в Гаване, я посетил имение Розалии Абреу и видел эту часовню, где когда-то она причащалась вместе с обезьянами. Для набожной мадам Абреу ее отказ был естественным. Поддавшись уговорам дирекции Института Пастера, уважая маститых ученых, она все же предпочла уклониться от рискованного эксперимента.

Сегодня изящная вилла Палатино пришла в упадок и совершенно не поддерживается властями Кубы в должном виде. Здесь расположился Дом юного железнодорожника. Роскошные французские витражи господствовавшего в начала XX века стиля ар-нуво частью разбиты, а обстановка внутреннего убранства серьезно пострадала от осоветившихся островитян. Самой мадам Абреу посвящена лишь маленькая комнатка с вырезками из газет. И кажется, никогда не было этой весьма экстравагантной дамы и ее приматов-единоверцев…

За первым ударом из Гаваны Иванова настиг и второй: американцы, на которых рассчитывал Кальметт, провалили лекции в обществах атеистов. Часть слушателей была шокирована предстоящими опытами, а на квартиру Иванова в Париже посыпались новые письма, полные брани и угроз физической расправы от членов ку-клукс-клана.

Радовали только известия, приходившие из СССР: удалось сдвинуть с места строительство обезьяньего питомника в Сухуми, и профессора просили прислать рекомендации по сооружению вольер для шимпанзе и их получеловеческого приплода.

Эти получеловеческие особи, по мнению Ильи Ивановича, должны были жить в питомнике в условиях полусвободы и иметь возможность общаться со своими, такими разными, родителями, которыми их наградил изобретательный ученый. То же относилось и к обезьянам. «Я снова настаиваю на том, — писал Иванов, — что в клетках шимпанзе размножаться не будут и что для них необходимо устроить зоопарк, где они могли бы жить в условиях полусвободы»17. Профессор настойчиво подчеркивал: будущий питомник необходимо «построить не в виде тюрем с одиночками, а наподобие зоопарка с большими клетками-вольерами, заключающими в себе небольшие деревья, кустарники, траву, проточную воду и снабженные домиками-убежищами от ветра и холода»18.