Все эти маневры свидетельствовали о том, что Сталин отказался воспользоваться таким эффективным средством стимулирования хлебозаготовок, как фиксированный на разумном уровне налог. Забегая вперед, можно отметить, что, уступая обстоятельствам, правительство с конца лета 1932 г. постепенно снижало планы хлебозаготовок для колхозов и крестьян и довело их с 18,1 млн тонн в мае 1932 г. до 15,5 млн тонн в январе 1933 г. (фактически было заготовлено 14,9 млн тонн)[287]. Если бы задание в 15 млн тонн было установлено с самого начала и быстро доведено до мест с обещанием не превышать установленные планы, ситуация в деревне, несомненно, была бы более благоприятной. Избранный Сталиным путь — попытка обмануть крестьян при помощи подтасовки цифр и постепенное, под напором обстоятельств, сокращение планов — лишь ухудшали положение. На примере Украины механизм этих антистимулов объяснял в своем письме Сталину 27 декабря 1932 г. секретарь ЦК КП(б) Украины М. М. Хатаевич: «[…] План хлебозаготовок в 425 млн пудов, которые вначале получила Украина (после снижения в конце 1932 г. — 315 млн. — О.Х.), не содействовал созданию должной мобилизованности в борьбе за хлеб. Многие работники, формально приняв этот план, в душе были уверены в его невыполнимости и на деле не дрались ни за какой план. Если бы Украина в самом начале получила план миллионов 350 пудов […], то сейчас было бы заготовлено, во всяком случае, не меньше, а, может быть, и больше всего того количества хлеба, которое нам следует сдать по ныне действующему уменьшенному плану хлебозаготовок»[288]. В общем, как отмечает В. В. Кондрашин, «если бы сталинское руководство приняло во внимание быстро распространяющиеся панические настроения в деревне в связи с голодом на Украине и установило более разумные планы хлебозаготовок, то тогда бы удалось избежать огромных потерь зерна при уборке урожая […]»[289].

Все перечисленные факты свидетельствовали о том, что в период нарастания кризиса вполне наметилась, хотя и не получила развития, своеобразная программа «мягкого» преодоления противоречий «большого скачка». Ее составляющими было снижение темпов роста промышленного производства и уровня капитальных вложений; сокращение импорта промышленных товаров при некотором увеличении ввоза продовольствия; замена экспорта падающего в цене зерна некоторыми другими товарами; уменьшение планов хлебозаготовок и введение для крестьян и колхозов фиксированного налога. Однако эти меры, даже если они претворялись в жизнь, были непоследовательными и запоздалыми. Всерьез этот курс начал претворятся в жизнь уже после того, как голод унес миллионы жизней, и дальнейшее продолжение прежней политики было просто невозможно.

Игнорируя экономические рычаги воздействия на ситуацию, Сталин, как обычно, искал выход в ужесточении административных мер и репрессий. Для того чтобы заставить руководителей регионов обеспечить высокие хлебозаготовительные планы любой ценой, Сталин предложил созвать в конце июня 1932 г. в Москве совещание партийных секретарей и председателей СНК и исполкомов всех хлебопроизводящих республик, краев и областей. На совещании, которое состоялось 28 июня, региональные руководители, предприняв последние попытки убедить центр снизить планы заготовок, получили категорический приказ: безусловное выполнение установленных заданий[290]. В начале июля Сталин в письме Кагановичу и Молотову предложил обдумать вопрос о снятии с должностей руководителей Украины — Чубаря и Косиора. Он также потребовал, чтобы Каганович и Молотов выехали на Украину в связи с предстоящей республиканской партийной конференцией. Перед ними Сталин поставил задачу: «Переломить настроение работников, изолировать плаксивых и гнилых дипломатов (невзирая на лица!) и обеспечить подлинно большевистские решения конференции»[291]. В переводе на обычный язык это означало заставить украинских функционеров принять к беспрекословному исполнению и публично поддержать высокие задания по хлебу. Молотов и Каганович выполнили это задание.

11 августа в письме Кагановичу Сталин вновь поставил вопрос о необходимости замены руководящей верхушки Украины — Косиора и Чубаря. Вместо Косиора он предложил направить в республику самого Кагановича[292]. Хотя, поразмыслив, Сталин отказался от этого плана, в последующие месяцы на Украине все-таки были произведены существенные кадровые перестановки, о которых будет сказано далее. В августе же, по мере того как выявлялось критическое положение с хлебозаготовками на Северном Кавказе, Сталин резко ужесточил отношение к своему недавнему любимцу — секретарю Северо-Кавказского крайкома Б. П. Шеболдаеву. Сталин потребовал подвергнуть Северно-Кавказское руководство публичной критике в «Правде», а сам послал Шеболдаеву достаточно резкую телеграмму по поводу заготовок[293].

Требуя от региональных руководителей безусловного проведения продразверстки, Сталин вооружал их дополнительными средствами для борьбы с крестьянством. По его инициативе 7 августа 1932 г. был принят чрезвычайно жестокий закон, предусматривающий расстрел или десятилетний срок заключения за хищения государственной собственности[294]. Этот знаменитый закон получил название «о пяти колосках», так как многие из осужденных по нему были голодающими крестьянами, срезавшими колоски на колхозных полях. В значительной мере именно он стал правовой базой для репрессий против крестьян и низовых работников в период голодных заготовок и символом политики сталинской власти в условиях кризиса.

* * *

Провал политики «большого скачка» и особенно опыт 1931 г. ясно показывали, что срочное изменение курса является насущной задачей, единственным способом если не предотвратить, то смягчить кризис. Проблема заключалась, однако, в том, что система высшей власти, созданная на волне скачка, не обеспечивала адекватную реакцию на кризисные явления. Нацеленная на осуществление форсированной индустриализации и коллективизации любой ценой, эта система отторгала любые корректировки курса вплоть до того последнего момента, когда последствия кризиса становились необратимыми. В решающей мере эти свойства системы высшего руководства определялись личными качествами и установками создателя системы Сталина, получившего после разгрома оппозиций почти неограниченные полномочия. Политическая гибкость Сталина имела характер «кризисного прагматизма», была ограниченной и непоследовательной.

* * *