В интервалах между трапезами и постелью она имела обыкновение сидеть у высокого окна в гостиной и, прижавшись лбом к холодному стеклу, скользить взглядом своих серых глаз по снующей на улице толпе пешеходов. Поначалу ее сидение у окна я готов был отнести за счет какой-нибудь допущенной мною оплошности, однако вскоре понял, что это — всего лишь свидетельство удовлетворения от общения с мужчиной. Пустая болтовня явно ее утомляла. О Роджере — мужчине, с которым я встретил ее в тот вечер недалеко от Оперы, — между нами не было произнесено ни слова.

Макс категорически отказался вступать в какие-либо отношения с собственным сыном, новое увлечение которого постепенно приобретало все более серьезный характер. Он наконец заключил сделку с Нэвиллом Симсом, после чего началась практическая работа по расширению компании. Я лично курировал строительство двух новых магазинов, от проекта до планировки и оформления интерьера, а сообща мы продумывали процедуру их торжественного открытия. Испытывая некоторую неловкость оттого, что мне пришлось занять место сына Макса, я тем не менее принимал деятельное участие в собеседованиях с претендентами на должность продавцов.

Дэррил прислал мне письмо, написанное в слегка укоризненном тоне, но в целом он полностью снимал с меня всякую вину за случившееся, а также сообщал, что не намерен возвращаться в “ТАНЕТ”. Потеря глаза пагубным образом отразилась на его психическом состоянии, так что в конце концов он решил устроиться куда-то на полставки неподалеку от своих родителей, которые проживали в Мидленде.

Все эти события произошли в течение каких-то двух недель. На дворе стоял октябрь, когда я вступил в совершенно новую, отличную от прежней жизнь. Сара познакомила меня со своими друзьями, в результате чего круг моего светского общения существенно расширился. Макс признал, что мой внешний вид должен способствовать созданию подобающего имиджа компании, а потому разрешил купить для меня у своего зятя, занимавшегося в Южном Лондоне продажей подержанных автомобилей, довольно приличный “мерседес” цвета морской волны. Закинув руку на спинку соседнего сиденья и вдыхая аромат старой кожи, я колесил по залитым вечерним солнцем улицам. Определенно это был аромат самого настоящего успеха.

Родители слали мне пачки невыносимо милых открыток, а Лаура даже подарила снимок своего нового похудевшего “я”, на котором она была сфотографирована в обнимку с каким-то хитроватым местным малым в плотно облегающих штанах и с золотыми цепями на шее.

Шло время, и я постепенно начинал забывать инертного, застенчивого человека, каковым я был в недалеком прошлом. С каждым новым днем я обретал все большую уверенность в себе и в своих возможностях. И все же временами мне было совсем непросто поверить в свое преображение.

Время, проведенное в обществе Спанки, казалось мне далеким и нереальным, скорее похожим на сон. В сущности, наше общение длилось каких-то полтора месяца, и теперь я всерьез сомневался, что смогу когда-либо окончательно примириться со своим “даэмоническим” опытом. В сущности, кроме Зака, я ни с кем не мог обсуждать эту тему, а разговаривать с ним — все равно, что читать проповедь новообращенному. Я очень хотел, чтобы кто-нибудь убедил меня в том, что само существование Спанки было обусловлено всего лишь моей острой потребностью в нем, тогда как всеми произошедшими со мной переменами я должен быть обязан исключительно самому себе.

И все же в глубине души я знал, что это совсем не так.

Сам бы я никогда не смог достичь всего того, что делал для меня он.

Спанки открыл мне такие вещи, которых никто никогда не видел, совершил такое, чего до него никто еще не совершал. И сейчас — мне следует честно в этом признаться — я о нем частенько скучал.

Впрочем, продолжалось это недолго.

Тяжко вспоминать то, что произошло позже, то есть именно тогда, когда все в моей жизни складывалось, казалось, самым чудесным образом.

А все началось в понедельник утром, в третью неделю октября. Накануне Сара осталась у себя дома, и я впервые за все это время смог насладиться полноценным сном. Ровно без двадцати восемь меня разбудил будильник, я накинул белый махровый халат и спустился вниз, чтобы забрать молоко. На коврике у дверей я обнаружил адресованный мне конверт. Марки, как ни странно, не было.

Я распечатал конверт и извлек из него лист плотной белой бумаги, похожий на подлежащий оплате счет. Обратного адреса ни на счете, ни на конверте не значилось.

Вот как выглядел этот счет:

Для сведения Мартина Росса

СЧЕТ

за оказание нижеследующих услуг:

1. Содействие продвижению объекта по служебной лестнице:

увечье Дэррила Смарта 170.00

удаление Пола Дикина 220.00

воздействие на Нэвилла Симса 105.00

воздействие на Макса Дикина 144.00

2. Реконструкция семейной жизни объекта:

разрыв внебрачных связей отца 63.00

снижение веса улучшение социального статуса сестры 58.00

восстановление супружеских отношений родителей 218.00

Прочие расходы, как накладные, так и иные — (При необходимости могут быть предъявлены соответствующие квитанции)

3. Создание имиджа совершенствование личной жизни объекта:

новый гардероб, отработка вкуса 82.00

развитие сексуальной привлекательности 136.00

обеспечение новой квартирой 292.00

уроки риторики, обаяния 45.00

совершенствование личности 63.00

обострение чувствительности 34.00

повышение общего уровня жизни 70.00

карманные деньги, прочие расходы 124.00

Итого: ___

Первой моей мыслью, возникшей после ознакомления с посланием, было: ну конечно же, Спанки решил разыграть меня. Затем мелькнуло подозрение: не шантаж ли это? Но кто же мог столь ревностно отнестись к моему недавнему успеху? Дэррил? Сын Макса? Я не мог заподозрить в этом никого из знакомых мне людей. Значит, это дело рук самого Спанки. В самом деле, кто, кроме него, знал, что происходило со мной на протяжении последних полутора месяцев?

Я снова внимательно прочитал “счет”. Несомненно, так оно и есть. Это — Спанки. Решил подшутить надо мной, вот и все.

— Боюсь, что это вовсе не шутка.

В дверях стоял Спанки, в красной тенниске, в черном парадном костюме, и сосредоточенно ковырял зубочисткой у себя под ногтями.

— Ты что, кофе готовишь?

Он поднял с пола и протянул мне бутылку с молоком. При виде его я обрадовался, хотя поглядывал на него с некоторой опаской. Он вместе со мной прошел на кухню и стал наблюдать, как я наливаю в чайник воду.

— Так что же тогда это такое, черт побери? — спросил я.

— Как — что? Мой счет. За оказанные тебе услуги.