Надежда, и так призрачная, приготовилась окончательно умереть.

«Может, он вообще не получил сигнала», – подумала девушка, изо всех сил пытаясь сохранить вертикальное положение. Ее сознание затуманивалось. Ева протянула руку, зачерпнула воду ладонью и выпила ее. Ей на мгновение стало легче. Мозгоед в ее голове уже почти не шевелился. Он лишь иногда делал попытки продвинуться вперед, вызывая у Ершовой острый приступ головной боли.

«Не утону, так задохнусь, – думала Ева, – а не задохнусь, там меня доконает мозгоед. А не доконает мозгоед, так сердце остановится в холодной воде. В любом случае спастись не удастся. Интересно, как там Лариса? Тоже тонет? Кстати, мне кажется, что вода стала прибывать медленнее или это действительно так?»

Ева присмотрелась. Уровень воды действительно почти не изменился за последние пятнадцать минут. А в это время Ильина, которой вдруг очень захотелось жить, отчаянно пыталась заделать пробоину в трубе.

Лифт, плавно скользивший вниз, резко остановился. Послышался громкий треск, блеснули голубые молнии. Свет в лифте погас.

– Короткое замыкание, – пробормотал полковник.

Комиссаров прислушался. Внизу, под полом лифта, что-то булькало.

«Вода», – подумал пес, но вслух ничего не сказал – не мог.

Рязанцев тоже услышал этот звук. Он лег, приложил ухо к полу и прислушался.

– Вода, – сказал Владимир Евгеньевич, повторяя мысли Комиссарова. – Из-за этого и замкнуло. Нижние этажи заливает. Интересно, что там произошло?

Сердце Владимира Евгеньевича наполнилось тяжелым предчувствием. Интуиция подсказывала ему, что это происшествие может быть связано с его пропавшей невестой.

Пес внимательно обнюхивал пол. Своим звериным чутьем он смутно чувствовал, что недавно в лифте побывали две женщины. Внезапно зверь фыркнул. На полу появилась вода. Она просачивалась сквозь щели и медленно поднималась вверх.

– Надо уходить отсюда, – сказал полковник. – Утонем еще…

Комиссаров кивнул. Рязанцев вытащил длинный крепкий нож, ввел лезвие в щель между створками двери и с силой нажал. Двери поддались. В лифт хлынул мощный поток ледяной воды. Зверь и человек выплыли из лифта, который, очевидно, пришел в полную негодность и больше никому не мог помочь перемещаться между этажами.

– Трубы прорвало тут, что ли? – громко спросил вслух полковник, вытащил фонарик и осветил помещение. Небольшая площадка у лифтов переходила в длинный узкий коридор, справа и слева в котором виднелись тяжелые металлические двери.

– Сейфы? – предположил Владимир Евгеньевич и поморщился. Вода в подземелье была очень холодной.

Комиссаров пожал плечами. В его бытность директором такого этажа в НИИ не было. Видимо, его выкопали и оборудовали позже. Потом он принюхался. Обоняние у него было великолепным, как и у всех псов.

Женщины.

Он почуял запах двух женщин – тех, что раньше ехали в лифте. Они были где-то рядом.

Когда погас свет, в приемной поднялась паника. Соня схватилась за Коршунова. Тот покрепче сжал пистолет. Зинаида Валериевна бросилась к окнам и отодвинула шторы, но это не помогло осветить помещение. Гришин опять надел свой бутафорский ботинок, чтобы не потерять его в темноте. Утюгов и Утюгова громко посылали проклятия на головы крыс и Гришина.

– Надо быстрее бежать отсюда! – истерически выкрикнула Марина Яковлевна. – Ситуация окончательно выходит из-под контроля!

– Может, подождем, пока рассветет? – предложила здравомыслящая Дрыгайло. – А то крысам-то в темноте хорошо видно. В отличие от нас.

Соня наконец отпустила руку Виктора и зажгла декоративную свечку, в свое время подаренную ей Коршуновым на День ученого. Слабый колеблющийся свет осветил помещение.

В этот момент у двери что-то зашуршало, затрещало, раздался громкий хруст, и в створке образовалась большая дырка.

– Они прогрызли двери! – воскликнула Соня.

В отверстии тут же появилась морда грызуна. Даже в неверном свете свечи были видны его налитые кровью глаза.

– Спасите! – отчаянно завизжала Марина Яковлевна, чувствуя, что теряет остатки самообладания.

Коршунов выстрелил прямо в зубастую пасть. Крыса дернулась и исчезла. Секунду спустя Дрыгайло и Соня заблокировали отверстие креслом Утюгова.

– Долго эта преграда не продержится, – сказала Зинаида Валериевна.

– Увы, – кивнул Виктор. – Значит, пора! Валентин Эмильевич, ведите людей в гараж.

Он прошел в кабинет Утюгова, приоткрыл дверь и выглянул наружу. В коридоре было пусто. Видимо, все грызуны сосредоточились у двери приемной, и там, в чем Виктор ни секунды не сомневался, они скоро предпримут еще одну атаку.

– Идите. Только свечку не забудьте и ключи от гаража проверьте, – сказал он. – А мы их задержим.

Дрыгайло бросилась ему на шею и расцеловала. Потом она обняла Соню.

– Дети мои, – сказала она, – вам бы жить и жить еще, а вы остаетесь на смерть… Мы, старики, уходим, а вы остаетесь.

– Ничего. Мы будем сопротивляться, – сказала Пчелкина.

– Пойдемте уже, – капризно сказала Марина Яковлевна приглушенным голосом, – а то нас услышат и сожрут, как переводчицу Юлю и всех остальных в этом гиблом месте.

Гришин пожал плечами. Он опять принял свой обычный расслабленный вид, словно его абсолютно никто и ничего не интересовало.

– Снимите обувь. Так вас не будет слышно! – посоветовал Виктор.

Минуту спустя цепочка людей, состоявшая из обоих Утюговых, Марины, Дрыгайло и Гришина, вышла из комнаты и быстро и бесшумно пошла по коридору. Впереди крался директор со свечкой в руках. На бирюзовых стенах коридора дрожали тени. Процессия добралась до площадки, все начали спускаться по парадной лестнице, украшенной витражами. Виктор и Соня закрыли двери и вернулись в приемную.

– Витя, я хочу тебе сказать, что… – быстро заговорила Пчелкина, но тут двери, обитые кожей незадачливого доцента, затрещали. Кресло отодвинулось в сторону, и в проем ринулась огромная крыса. С ее острых зубов капала кровь – очевидно, она недавно отправила к праотцам очередного ученого.

В воде отчаянно барахтались какие-то существа размером с большой палец полковника. Рязанцев подцепил одного, поднял вверх и посветил фонариком.

– Таракан? Термит? Большой муравей? – пожал плечами Владимир Евгеньевич.

Зверь смотрел на насекомое с большим интересом. Внезапно муравей бросился бежать по рукаву полковника по направлению к голове Рязанцева. Полковник не придал этому ни малейшего значения – всякие мелкие букашки были не по его части. В то же мгновение Комиссаров щелкнул челюстями, перекусив гада пополам. Выплюнув насекомое, зверь некоторое время изучал его останки, и на морде его появилось озабоченное выражение. Он уже встречал таких муравьев в лесу и видел, что случается с животными, позволившими такому насекомому влезть себе в ухо.