Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Эти мелкие твари – настоящая проблема», – подумал он, брезгливо отбросив погибшего мозгоеда в сторону.
Рязанцев тем временем подгреб к одной из дверей и осветил ее фонариком.
– Интересно, что там внутри? – спросил он вслух. – Уж очень похоже на тюрьму. Есть там кто-нибудь? – громко закричал он, набрав в грудь как можно больше влажного воздуха.
Секунду ничего не было слышно. Вода шумела и журчала, заглушая звуки. Комиссаров обнюхивал дверь. Судя по запаху, камера была пустой. Он подошел к следующей двери и вдруг глухо заворчал. Ворчание перешло в звонкий лай.
– Есть там кто-нибудь? – изо всех сил закричал полковник через дверь.
Ева ответила ему не сразу, но когда-таки она отозвалась, полковник чуть не лишился чувств.
Виктор стрелял еще и еще, пока оскаленная морда крысы не исчезла.
– Они вернутся. А патронов осталось мало, – сказал Коршунов.
– Главное, чтобы они не перехватили Утюгова со всей компанией, – сказала Соня.
Виктор рассмеялся.
– Удивительно, что мы рискуем из-за них своими жизнями, – сказал он. – Там же, в этой компании, собрались все главные преступники, ответственные за моральные и физические страдания и гибель почти полутора сотен людей в институте. Во всяком случае, до того как крысы вырвались на свободу, число сотрудников и вспомогательного персонала составляло сто шестьдесят два человека. Я думаю, что большинство из них уже мертвы. И виноват в этом Утюгов, бесившийся от сознания собственной безнаказанности и пытавшийся сделать всем еще хуже, чем было его дочери. Видимо, его это успокаивало. Также в рядах тех, кто пробирается сейчас в гараж, Гришин, держащий профессора на крючке с помощью несуществующего обмылка, и Марина Яковлевна, с удовольствием привлекавшая в НИИ новых жертв, зачастую – совсем молодых. А теперь, заметь, мы еще и умрем, обеспечивая им безопасный отход! Здорово, правда? Впрочем, среди них есть один неплохой человек – Дрыгайло.
Соня поджала губы.
– А почему ты остался? Ты же мог уйти с ними?
– Из-за тебя, – ответил Виктор.
– Не из-за меня, – покачала головой Пчелкина. – Если тебе нравится мой облик, то еще раз подчеркиваю: это не мое тело и не мое лицо. Признаюсь: я страдала от собственной невыразительной внешности, и Утюгов сделал меня красивой, чтобы я работала не за страх, а на совесть. Но это все – не мое.
– Ты меня смешишь, – улыбнулся Виктор, не спуская глаз с двери, – ты бы мне нравилась в любом виде. Я вообще не знаю, что такое некрасивая женщина. Ты мне нравишься потому, что ты – это ты. Вот и все. Тут дело не во внешности.
– Проверим, – улыбнулась Софья.
– Как? – засмеялся Коршунов.
– С помощью обмылка. Кровавого, – ответила Сонечка. – Вот он!
И она протянула Виктору ладонь, на которой лежал небольшой пакет.
– Володя, я здесь! – попыталась закричать Ершова, но голос ее был слабым и каким-то писклявым.
Полковник стремительно изучил дверь, погруженную до половины в воду. Замок находился ниже уровня воды. Владимир Евгеньевич нащупал замочную скважину.
– Ключи, – простонал Рязанцев. – Мы не откроем эти двери без ключей.
– Там еще Лариса где-то! – прокричала Ева.
Пес насторожился.
«Лариса?» – подумал он.
– Ильина! Она тоже в карцере! – добавила девушка из-за двери. – Надеюсь, мозгоеды до нее не добрались!
По тону ее голоса полковник понял, что его невесте плохо и держится она из последних сил.
– Как же открыть дверь? Я бы выстрелил в замок, но он под водой, пуля тут не поможет, – пробормотал он. Вода в коридоре медленно поднималась. Пес побежал по коридору, громко и призывно воя.
– Лариса, вы живы? – громко закричал Рязанцев.
За одной из дверей послышался плеск.
– Жива, спасибо! – крикнула Лариса. – А вы кто?
– ФСБ, – коротко ответил полковник, – пришли вас спасать, но у нас нет ключей. Если вы скажете, где искать, мы их найдем и вас освободим.
– Взорвите! – крикнула Лариса. – Снесите двери на фиг!
– Чем? – устало спросил ее полковник. – Во-первых, тут мокро, во-вторых, обрушится потолок, а в-третьих, у нас нет ни взрывчатки, ни детонатора.
– Начинали бы уж с последнего, – сказала из-за двери Лариса, страшно счастливая оттого, что ее пришли спасать. – Вы нашли Еву? Как она? Жива? Здорова?
– Нашли. Жива. Но что толку? – вздохнул Рязанцев.
В помещении был сыро. С потолка падали тяжелые капли конденсата.
– Она в здравом уме и твердой памяти? – спросила Ильина, внутренне сжавшись.
– Да. Все нормально, – кивнул полковник. – А почему вы спрашиваете?
– Тут полно мозгоедов, – ответила из-за двери девушка. – Я еле держусь. Они постоянно атакуют!
– Кто атакует? – не понял полковник.
Комиссаров внимательно слушал, стоя рядом и склонив голову набок.
– Такие большие муравьи, они залезают в ухо и выедают мозг. У нас в камерах их полно.
Полковник был мужчиной не робкого десятка, но у него от ужаса зашевелились волосы на голове.
– Их уже везде полно, не только у вас в камерах, – ответил он. – Они плавают вокруг нас. Мы их даже в лесу видели с Овчинниковым.
– С кем?! – ахнула Лариса. – С Овчинниковым? Его случайно не Богданом зовут?
У нее перехватило дыхание. Сердце забилось часто-часто. Она сразу забыла, что стоит по грудь в воде, мозгоеды ползают по ее лицу, а дверь заперта и нет никакой надежды, что ее удастся быстро открыть.
– Да, его зовут Богдан, – подтвердил Рязанцев. – Пожалуйста, скажите, где искать ключи? Остальное мы обсудим потом.
– У Утюгова или его охраны. Только у них! – сказала Лариса.
Рязанцев посмотрел на уровень воды. Она все прибывала.
– Держитесь. Мы постараемся сделать все быстро, – сказал он.
– Давай, Володя. Побыстрее, если можно! – пролепетала из-за двери Ева. От холода и потери крови она еле держалась на ногах. Утрата сознания неизбежно привела бы к тому, что Ершова упала бы в воду и утонула.
Не теряя больше ни минуты, Комиссаров с Рязанцевым побежали к лифту.
– И как мы попадем наверх? – спросил сам себя полковник.
Стальная коробка кабины плотно блокировала шахту лифта. Лестницы в помещении не было. Пес и человек посмотрели друг на друга в растерянности. Они были заперты на нижнем этаже подземелья, и у них не имелось никаких идей, как попасть назад в НИИ.
Виктор изумленно посмотрел на подругу. Та держала в руках простой полиэтиленовый пакет, в нем лежала какая-то темная масса, цвет которой в темноте было невозможно разобрать. Коршунов щелкнул зажигалкой. Масса была овальной и темно-розовой.