Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закатникам я если и нужна, то живой…
Все остальные, чтущие строго свои интересы, верные им, будто монахи данным Четырём обетам?
Много, слишком много вокруг яда, что во стократ хуже того, что течёт в моих жилах.
Глава 13
– Откуда ты знаешь арайнэ Илзе?
Вопрос несколько неожиданный, до недавнего времени я полагала, что Стефан обращает на мою компаньонку внимания не больше, чем на служанок, прибирающихся в покоях. Медлю, решая, с какого момента лучше начать и что из моего прошлого Стефану стоит знать.
– У людей, впервые оказавшихся в столице, не имеющих ни звонких монет в достатке, ни родственников или надёжных друзей, два пути – в Бедный квартал или в… Беспутный. Так уж распорядились боги, что я пошла в Беспутный.
Бледное пламя в камине едва трепещет, едва теплится на поленьях и угасает постепенно. С каждым слабым его, дрожащим, будто нервным движением спальня всё больше погружается в тяжёлый сумрак, что смыкается вокруг кровати тёмной завесой. Я лежу подле Стефана, он осторожно обнимает меня одной рукой, и я не тороплюсь подниматься, чтобы в последних отблесках посмотреть ему в лицо, попытаться понять по выражению, о чём он думает.
– Я слышала, что таким, как я, туда самая дорога. Денег почти не осталось, ничего ценного, пригодного для продажи у меня не было. Я зашла в первую попавшуюся питейную, взяла на последнюю монету кружку самого дешёвого эля и просидела там полночи за дальним столиком, с Миреллой на руках. На меня оглядывались, куда без этого… но не подходили.
Я ждала, что кто-то да предложит мне денег, как обычной уличной девке, и даже готовилась ответить так, чтобы у этого человека всякое желание пропало тащить меня куда-либо, в ближайшую подворотню ли, в съёмную комнату. Уже позже я узнала, что в Беспутном квартале женщины продавали себя лишь в домах утех, торговля удовольствиями вне их стен запрещена и беспутницу, рискнувшую выйти на улицу ради заработка, ожидало строгое наказание.
– Наконец к нам всё-таки подошёл хозяин той питейной. Сказал, что я пугаю его посетителей, и спросил, чего мне надо и не продаю ли я что-то незаконное. Я ответила, что ищу честный заработок и крышу над головой для себя и дочери. Он отправил меня в другую, где меня согласились взять поломойкой, несмотря на ребёнка. Следующие несколько месяцев я драила и скоблила полы, столы и все поверхности в этой питейной за горсть мелких монет и угол на чердаке, где ютились мы с Мирой и другие служанки.
Стефан вздыхает. Я догадываюсь, что он пытается вообразить, каково это – жить и работать в условиях, виденных им разве что мельком во время визитов в Беспутный квартал.
– Я многое узнала за время, проведённое в этой питейной. О смесках и отравленной крови, о скрывающихся и об услугах колдунов, оказываемых вне поля зрения ока Заката. Вскоре оттуда я ушла, – медлю снова и всё же продолжаю: – В дом утех.
Рука на моём плече напрягается ощутимо.
– В дом утех? – повторяет Стефан недоверчиво, мрачно, с каплей надежды, что ослышался.
– Даже такие дома нуждаются в обслуге, что будет ежедневно приводить его в надлежащий вид. В этом доме было несколько женщин с маленькими детьми, они вскладчину снимали комнаты в соседнем здании и по очереди присматривали за малышами, пока остальные работали. Ты удивишься, но не все из них были беспутницами.
Я не уточняю, сколько раз получала предложения сменить низкий род деятельности, за который платили сущие гроши, на тот, что приносил несравненно больший доход. Я могла бы согласиться – никому до меня не было дела, никто бы меня не осудил, – но всякий раз я отказывала. С течением времени, когда та пора осталась позади, я поняла, что отнюдь не примесь пресловутой благородной крови удержала меня от этого шага, не высокие моральные принципы, не внутренний протест, не позволяющий ложиться с чужими мужчинами за деньги. Легко говорить, что я бы не смогла, никогда, ни за что, уж лучше сразу в объятия Айгина Благодатного, когда в действительности ты далека от подобного выбора, когда ты не влачишь жалкое существование в полушаге от улицы, когда твой ребёнок сыт, одет и живёт в тепле и достатке. Наверное, сложись всё иначе и однажды я согласилась бы. Смирилась бы, стиснула зубы и сделала всё, чтобы выжить – и чтобы выжила моя дочь. Но у меня было моё проклятье, обернувшееся вдруг даром, моя отравленная кровь и желание исследовать силу, сокрытую во мне.
– Я стала искать тех, кто мог помочь мне… научить правильно обращаться с силой, развить её… хотя бы для самозащиты. Я ходила на тренировки, училась, постигала, читала всё, что только можно было достать в Беспутном квартале и Франской империи. Изучала артефакторику… отчего-то она давалась мне легче прочих наук. И как только представилась возможность, стала продавать изготовленные мною артефакты. Ушла из дома утех, потому что не хватало ни времени, ни сил на все занятия сразу. Однажды вечером я возвращалась с тренировки… шёл сильный дождь, на улицах ни души… и в двух домах от своего увидела девушку. Она лежала без чувств прямо на мостовой, мокрая, грязная и исхлёстанная струями дождя.
Босая, полуобнажённая, едва прикрытая белёсыми, жёсткими на ощупь лохмами, которые я приняла за изорванную в клочья одежду.
– Поначалу я решила было, что она мертва, однако девушка дышала, хотя и не приходила в себя. Не знаю, как только мне сил хватило дотащить её до своего дома. Мои соседки из тех, кто в тот вечер не работал, в ужас пришли, когда её увидели. Говорили, что я совсем ума лишилась, коли на улице неизвестные тела подбираю, что этак и до неприятностей недалеко. Кто эта девушка, как она оказалась на улице в виде, неприглядном даже для беспутниц? А я просто не смогла её там оставить, одну, совершенно беззащитную. Дождь закончился бы рано или поздно… и её нашли бы. Дом утех рядом, улица не самая малолюдная. Что с нею стало бы?
Подобно змеям настоящим, змеерожденные время от времени меняют кожу, сбрасывая старую, словно износившееся платье. Но делают это в тиши и уединении надёжных убежищ, где их никто не побеспокоит, никто не тронет.
– Я устроила её в нашей с Мирой комнате, выхаживала как могла. К счастью,
