— Голова. — Я поймал взгляд медика. — В начале боя мой оппонент внушил мне… всякое, из-за чего я вышел из себя. Он не пострадал?

— Насколько нам известно, нет. Проглотите эти таблетки, и ответьте на следующие вопросы…

В течение получаса меня мурыжили, пытаясь понять, как на мне сказался пропущенный ментальный удар, и только после, установив сохранение адекватности и отсутствие угрозы физическому и психическому здоровью, отпустили, наказав наведаться не абы куда, а прямиком в ректорат. Дальнейшие этапы соревнования отменили «по техническим причинам», что, в общем-то, было ожидаемо. Мне же, по всей видимости, предстояло повидаться с директором, ибо иной причины отправлять меня в святая святых академии я не видел. Впрочем, беспрепятственно добраться до обозначенного места мне было не суждено: меня самым наглым образом перехватили… ну, пожалуй что и друзья, раз уж на то пошло.

— Потеряли? — На лицо сама собой пролезла улыбка. Ксения выглядела обеспокоенной, Хельга стойко держала «покерфейс», а Синицын смотрел на меня с демонстративным, прямо-таки карикатурным уважением.

— Артур, мои поздравления. — Дима заржал в голос. — Тебе гарантированно запретят участвовать в соревнованиях на аренах в будущем.

— Чего? — Я вскинул бровь.

— Студентов третьего ранга и выше не допускают на соревнования, так как они в плане масштабов и разрушительности своих воздействий выходят за допустимые границы. — Поучительно добавила Ксения, с улыбкой на меня смотрящая. — Это было великолепно, Артур!

— И безответственно! — Не могла не вставить своё веское слово Хельга. Но ей простительно, ибо озвучена была чистая правда. — Тебя вызвали к Виктору Васильевичу, да?

— В ректорат. А уж кто конкретно там будет…

— Скорее всего, представители государственного комитета по управлению псионами высокого класса опасности. Ты по всем параметрам попадаешь в эту категорию. — Пояснил Синицын, на этом, впрочем, не остановившийся. — Ну и директор соответственно. Может, Виктор Васильевич тоже будет… Даже гарантированно будет: тебя же через него регистрировали, и то, что ты спокойно пролез на турнир — это его ответственность…

— Да никто в здравом уме и представить себе не сможет, что только пробудившийся псион сможет продемонстрировать подобное! У меня только для того, чтобы немного освоиться со способностями ушёл год, а Артур показал уровень контроля, свойственный взрослым, состоявшимся псионам! — Да, эмоционировала аловласка в такт своим словам, даром, что пыталась себя контролировать. Вулкан в миниатюре, не иначе. — Даже Виктор Васильевич не мог такого предугадать!

— Между прочим, меня тестировали. И именно Виктор Васильевич решил упразднить углублённые проверки в пользу обучения. Не то, чтобы я жаловался, но… — Но для окружающих это было опасно, раз уж все так переполошились. С другой стороны, меня на разбирательство не под конвоем ведут, так что, может, я слишком нагнетаю? — Будь я чуть глупее, и могло бы случиться непоправимое.

— Но не случилось. Досталось только арене, и то — немного, бывало и хуже. Ты на удивление хорошо контролировал десятки явлений вокруг себя…

— Я намеренно делал их не слишком сильными, если ты про те, что в конце пошли в разнос. Не хотел ранить или убить. — Чистой воды ложь. Настолько явная, что Синицын даже покосился в мою сторону: не иначе, что-то просочилось наружу. Я ведь и правда хотел, хочу и буду хотеть прервать существование ублюдка, позволившего себе такое… и показавшего мне это так, словно это я наблюдал, смеялся и отдавал приказы своим шестёркам.

Всего двадцать один человек, каждому из которых нужно воздать по заслугам. Чем не цель на грядущий учебный год, если учитывать, что я не могу просто найти их и зверски избить? Но если получится закончить быстрее, то я не особо расстроюсь: просто исходить нужно из худшего варианта, а надеяться на лучший.

— Хорошо, что ты сохранил самоконтроль. Но почему ты вообще стал… таким?

Я открыл было рот, но вовремя одумался и проглотил чуть не сказанные слова. Не стоит им знать. Ни Хельге, ни Диме, ни уж тем более Ксении, для которой эти воспоминания — тёмное, несмываемое пятно на прошлом. Каково ей будет, если она поймёт, что я это увидел? Нет: лучше обставлю всё так, будто имена пришли ко мне из другого места. С тем же Каргановым, — лысым, — мы ещё не раз встретимся, и мне нужно будет просто убедительно попросить его молчать в тряпочку и сделать вид, будто он раскаялся и выдал своих то ли шестёрок, то ли подельников. А если не получится…

Что ж, с недавних пор я уверился в собственной способности убеждать…

Глава 14

Разговоры и переговоры

— Хорошо, что ты сохранил самоконтроль. Но почему ты вообще стал… таким?

— Едва не потерял сознание от ментального удара и полностью закрыл свой разум. Ощущение неприятное, вот и слегка протёк крышей. — Что ж ты так на меня косишься, Дима⁈ Определённо, мне нужно срочно научиться нормально защищать свои мысли и эмоции. Второго такого «кинотеатра» недоброжелатель может и не пережить.

— Мы сами дураки, что не отговорили. Но кто ж знал, что ты спокойно дойдёшь до четвертьфинала?..

— Я. — А что? Высокое самомнение — не порок. Не завышенное же! — Зато теперь куда лучше понимаю, что ты имел ввиду, говоря про уязвимость разумов телепатов. Этот засранец ведь не был слишком уж сильным, но саданул так саданул…

— Всё ещё хреново? — Синицын посмотрел на меня с беспокойством.

— Так, с серединки на половинку. — Я неопределённо покачал раскрытой ладонью. Я действительно чувствовал себя так себе, но то скорее от перенапряжения нервной системы и разума, нежели от спроецированных воспоминаний. — Жить можно, а хороший сон, скорее всего, решит все проблемы.

— Тебе ещё предстоит от обвинений отбиваться, так что я бы на твоём месте не расслаблялся. — Прямо и уверенно заявил Синицын. — Но правила ты не нарушал, так что закон на твоей стороне. В остальном твоей вины нет: откуда только пробудившийся псион из простого люда может знать, кто и на что способен?

— К слову, об этом. Раз уж все мы здесь сегодня собрались, а топать ещё минут пятнадцать… — Я хмыкнул. — Может, распишете мне в красках, какой ранг и на что способен? Потому что я запутался окончательно…

А запутался я потому, что в моей голове концепция псионики складывалась