Ко всему прочему выявилась и была пресечена деятельность одной из курдских группировок в Багдаде, тесно связанной с разведслужбами и силовыми структурами России. Что можно посчитать и заговором, и предательством, но никак не преследованием Россией своих интересов в этом неспокойном регионе.

Только мертвый – точнее, убитый во время штурма – генерал Тихомиров давал Багдаду возможность нанести скрытый, но ощутимый удар по Москве и преподать ей урок. Живой – он либо добровольно давал показания, либо под давлением, что срывало планы диверсионной группы и ответственных за операцию.

А дальше можно было ожидать чего угодно: отказа от диверсии, поскольку охрана дворца увеличится в несколько раз, а самих химиков переведут в другое место; совместных действий Москвы и Вашингтона на уровне взаимодействия их разведок: британско-американская группа связи получит от русских «достоверную» информацию (а на деле дезу) о размещении в резиденции «Хранитель пустыни» или ядерных боеголовок, или ОМП. Немедленная реакция Пентагона, и ракетно-бомбовый удар сровняет «хранителя» с пустыней. Они в обычные РЛС мечут бомбы, а тут...

Но это самый крайний вариант.

Перекрестье оптического прицела на винтовке снайпера поделило голову Тихомирова на четыре части. Стрелку казалось: попади пуля в центр, и голова генерала распадется, как разрезанный апельсин, на равные доли. Усилие спуска снайпер отрегулировал под себя давно, сейчас оно составляло не больше одного килограмма, однако палец едва справлялся с давлением. Трудно стрелять по заказу, а в генерала – особенно. Стрелок едва свез этот непомерный груз неожиданно занемевшим пальцем. Отдача сдвинула панораму, но через несколько мгновений та вернулась. Все на месте: распахнутые окна с пыльными стеклами, гордый профиль с седоватым виском, кожа под которым вдруг расползлась...

Майору Аль-Хадиси показалось, что генерал кивнул ему: хватит валять дурака, пошли отсюда. И со склоненной к плечу головой рухнул на грязный пол.

Тихомиров ждал, но так и не дождался вопроса – как выглядят российские диверсанты, хотя бы двое из них, чьи лица врезались ему в память. Ему не дали времени сообщить, что диверсанты интересовались не только резиденцией Саддама, но и бункерами – с техникой и пустыми – на пути от Кербелы до Эн-Наджафа.

Генерал Махджуб еще раз предупредил командира «Алькора»:

– Не дай тебе господь переоценить свои силы, Аднан. Сто раз подумай, прежде чем принять решение. Меня не простят за твои ошибки, а я не пощажу тебя. Если сомневаешься – откажись, я пошлю другую группу спецназа.

Аль-Хадиси позволил себе улыбнуться: имея оружие «раннего предупреждения», обезвредить диверсионную группу могло любое подразделение спецназа. Главное – как, с каким качеством и показателями. И он разрешил себе еще одну вольность, промолчав в ответ на немой вопрос генерала.

Кербела, Ирак, 18 декабря, среда

Полина Ухорская, задремавшая было под шум вертолетных двигателей, снова смотрела в иллюминатор. «Ми-8», пилотируемый экипажем компании «Роснефтегаз», летел низко над землей. Мимо проносилась унылая панорама: песок, песок и снова песок. Лишь изредка бесконечную желто-красную массу прорезали полосы дорог, обезображивали огромные нефтяные лужи, уродовали заброшенные насосы, походившие на гигантских железных аистов; наверное, они издавали какие-то тоскливые звуки, обдуваемые с четырех сторон горячими ветрами. В стороне оставались небольшие поселки – заброшенные, как старые колодцы, пришло сравнение.

Визит к опальному генералу Аль-Хазраджи не принес ожидаемых результатов. В начале беседы тот откровенно уходил от ответов, сыпал, обдумывая предложения военной разведки, значимыми и незначимыми цифрами. Когда-то и он, пытающийся играть роль оппозиционера Саддаму Хусейну, был значимой частью иракской армии, насчитывающей четыреста тысяч солдат, четвертая часть которых служит в элитарных подразделениях. «Саддам может нанести удар по американским войскам, Израилю и арабским союзникам США ракетами „скад“ с химической или бактериологической начинкой», – сказал он.

У него были живые глаза, седые усы, тяжелый подбородок, полные яркие губы, высокий лоб и почти не тронутые сединой волнистые волосы. Вокруг глаз заметные коричневатые тени. На вид Хазраджи было пятьдесят-шестьдесят лет. На пальце левой руки обручальное кольцо.

Полина грамотно ставила вопросы, заставляя бывшего начальника Генштаба иракских ВС раздувать ноздри, едва проскальзывало имя ненавистного Саддама, который спит и видит бунтаря на перекладине.

Бывший военный атташе в Москве, Хазраджи хорошо говорил по-русски. «Что вы можете предложить мне?» Он понимал, что Вашингтон, ведя с ним переговоры, поставил перед собой практически невыполнимую задачу: освободить Хазраджи из-под домашнего ареста и попутно заверить мировую общественность в демократическом выборе иракского народа. То есть выбор народа – обвиняемый в геноциде генерал Низар Аль-Хазраджи! Да ему с такой характеристикой прямой путь в Гаагу, в соседнюю камеру с Милошевичем.

А Саддам Хусейн, главный «Лис пустыни», уверен в своем политическом долголетии. Даже заявил о намерении Багдада бороться за звание столицы летних Олимпийских игр 2012 года, объявил о приеме конкурсных заявок на строительство олимпийского стадиона на сто тысяч мест... Издевается, что ли?.. На сто тысяч посиневших трупов – другое дело.

Как бы то ни было, но в Дании Аль-Хазраджи потихоньку плели лапти. Отсюда до Гааги – рукой подать. От Москвы, конечно, подальше. Москва знакомая, приветливая, почти родная.

Порой он делал глуповатое лицо, что не мешало ему порассказать немало интересного про резиденцию Саддама «Хранитель пустыни» – собственно, старшего брата «Зеленого дворца». «Хранитель» имел много недостатков, которые были учтены при строительстве в 1993 году новой, более современной резиденции. Разумеется, начальник Генштаба бывал там, лично налаживал охранную службу (несомненно, пароли и коды охранной сигнализации с тех пор не раз сменились, равно как и системы слежения и жизнеобеспечения), с закрытыми глазами мог провести Ухорскую по подвалам и бункерам, навечно оставить ее в лаборатории, где налажено производство химического оружия, посадить на контейнер со взрывчаткой и прочее, прочее, прочее.

Он верил Ухорской, которая просто сказала ему, что военная разведка рассмотрит все его предложения. Он не верил представителям ЦРУ, которые называли его «своим человеком в Багдаде» (но почему-то находящимся под домашним арестом в Дании) и клятвенно обещали ему высший государственный пост Ирака.

А вообще Низар Аль-Хазраджи устал. Ему хотелось перемен, и он верил в них.

Вместе с Полиной на буровую летел новый начальник УБР «Роснефтегаз» в Ираке Камиль Фахрутдинов. Ему было сорок лет, и он с интересом бросал взгляды на симпатичную молчаливую попутчицу, представившуюся как заместитель начальника некоммерческого охранного предприятия ГОТС. Просто она, как и Хазраджи, устала. Задания, нервы, расставания, перелеты, все перемешалось и казалось вечным, как муки ада.