Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понимая, что ничего такого он сказать не может, Темпл выбрал другой путь — шагнул вплотную к Маре и поцеловал ее.
Ее ответный поцелуй — губами сладкими и легкими — был скорее обещанием, не поймешь, поцелуй ли это вообще. Но искушение поразило Темпла своей остротой. О, как же он ее хотел!
Но тут Мара приоткрыла губы, и он тотчас откликнулся на приглашение. Едва губы ее приоткрылись, он завладел ими, затем провел ладонью по ее щеке, после чего обнял за талию и привлек еще ближе к себе. Ее вздох стал ему наградой; в груди же его зародилось глухое рычание, удивившее его самого. Мара снова и снова испытывала его на прочность, и ему это нравилось.
Его язык прошелся по ее нижней губе, а пальцы Мары запутались в его волосах. И она прижалась к нему так, будто больше ничего на свете не хотела. Будто ничуть его не боялась.
И ему сейчас хотелось забыть обо всем на свете и жить только этим мгновением. Хотелось быть с женщиной, желавшей того же.
Тут Лаванда возмутилась. Поросенок, зажатый между ними, гневно заверещал, требуя или выпустить его, или вернуть в прежнее состояние сладкой дремоты. Мара и Темпл оторвались друг от друга. Она прижала ладонь к горлу, а он вовремя перехватил Лаванду, не дав ей упасть. Он опустил свинку на пол, и та торопливо убежала, оставив их в прихожей одних. Оба тяжело дышали, уставившись друг на друга так, словно не могли решить — то ли бежать прочь из дома, то ли снова кинуться друг другу в объятия.
Нет, он не уйдет из этого дома. Темпл мгновенно подхватил Мару на руки, наслаждаясь ее весом и тем, как напряглись его мускулы. Чуть помедлив, он снова прильнул к ее губам, но на сей раз отстранился.
Нет, ему нельзя тут оставаться. Он поставил Мару на пол так же быстро, как поднял на руки, и она невольно пошатнулась. А он прижал ладонь к ее щеке, посмотрел ей в глаза и произнес:
— Ты источник неприятностей. — Снова ее поцеловав, Темпл отошел в сторону.
Ее рука взлетела ко рту. А Темпл смотрел на этот жест, наслаждаясь тем, как очаровательные пальчики Мары прижимались к припухшим от поцелуев губам. Ему хотелось перенестись вместе с Марой куда-нибудь в другое место. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
Ах, если бы желания мгновенно исполнялись!
Он повернулся к двери. Знал, что нужно уходить. Не доверял сам себе.
Мара сказала ему в спину:
— Не хотите пообедать с нами?
— Нет, спасибо, — ответил он в растерянности. — Мое утро завершено.
Еще как завершено! Не следовало к ней прикасаться! Ведь она — его погибель.
Но почему же он никак этого не запомнит?
— Мне кажется, вы проголодались, — заметила она.
Темпл едва не расхохотался. Он в жизни своей не испытывал такого голода!
— Нет, все хорошо.
— Вы все еще боитесь, что я вас отравлю?
Он наконец-то повернулся к ней.
— Осторожность никогда не помешает.
Мара улыбнулась. Ему нравилась ее улыбка. Чересчур нравилась…
«Это нужно прекращать», — подумал Темпл. И сказал то единственное, что пришло в голову:
— Мара, расскажи…
Она посмотрела ему в глаза, стараясь не замечать, какой он красивый. Какой соблазнительный.
— О чем рассказать?
— Скажи, в ту ночь… Мы занимались любовью?
Ее глаза широко распахнулись. Он явно ее шокировал. Похоже, она ожидала чего угодно, только не этого. Не напоминания об их прошлом.
Но она быстро пришла в себя — настолько быстро, что это восхитило Темпла.
— Вы решили простить долг моего брата?
Ну вот, теперь они снова ступили на надежную почву. К счастью.
— Нет.
— Боюсь, в таком случае я не могу вспомнить.
— Что ж… — Темпл подошел к двери и снял с крючка свой плащ. — Я, безусловно, понимаю ваше затруднение. — Он уже взялся за дверную ручку, и тут Мара сказала:
— В любом случае с вас еще два фунта.
Темпл оглянулся и смерил ее ледяным взглядом:
— За что?
— За поцелуй.
Он не думал об их сделке, когда целовал ее, и мог держать пари на все свое состояние, что и она о ней не думала. Разговор о деньгах сразу же опошлил эту минуту. Какая жалость!..
— Хорошо, пусть будут два фунта.
Ей ни к чему знать, что он заплатил бы двести фунтов за еще одну такую же минуту. Да хоть две тысячи!
— Увидимся вечером. — Он открыл дверь и добавил: — Наденьте то, что доставят сегодня от Эбер.
— Ты не должен с ним драться.
Темпл продолжал зашнуровывать ботинки.
— Ты с этим слегка запоздал, тебе не кажется? Половина клуба уже собралась у ринга.
Маркиз Борн, старинный друг Темпла и совладелец «Падшего ангела», прислонился к стене у двери, ведущей на ринг, наблюдая, как Темпл готовился к матчу.
— Я совсем не об этом, и ты прекрасно все понимаешь. Сегодня вечером ты можешь драться с любым, с кем пожелаешь. Хотя будь я любителем держать пари, поставил бы двадцать соверенов на то, что Дрейк рухнет на первой же минуте. — Борн показал на низкий стол в середине комнаты и добавил: — Но тебе не стоило принимать вызов от Лоува.
Темпл тоже посмотрел на список имен. Кристофер Лоув стоял в списке первый — как уже несколько недель подряд. Он взывал к нему. Искушал принять вызов. Очевидно, Мара не сообщила брату, что заключила сделку с герцогом-убийцей и теперь пыталась вернуть их денежки. И может, Лоув решил спасти сестру от полного уничтожения? Но Темпл сомневался, что репутация сестры имела какое-то отношение к планам ее братца.
Да будь он проклят, если не мечтал об этом бое больше всего на свете! Лоув заслуживал хорошей трепки.
— Это будет бой года, — произнес Темпл. — «Ангел» сделает на нем кучу денег, огромную, как грех.
— Да мне плевать! Пусть даже сам король со своей гвардией усядется у ринга и поставит на кон все драгоценности короны. Ты не должен с ним драться.
Темпл подтянулся на кожаном ремне, свисавшем с потолка, и дал плечам расслабиться под тяжестью собственного веса — так он готовился к тому, что ждало его за дверью. Через полчаса он выйдет на ринг и будет драться. И каждый, кто сидел в зале, будет драться вместе с ним. Одни — на его стороне, отождествляя себя с падшим герцогом, который, несмотря на позор, крах и ненависть, сумел стать тут королем. Но большинство будет драться на стороне его противника — Давида, выступившего против Голиафа. Они-то хорошо знали, что такое проиграть «Ангелу». И наверное, мечтали о том, чтобы клуб разорился.
— Это игра, — сказал Темпл, делая вид, что слова друга его не заботили. — Они ради нее и приходят. И мы согласились развлекать их.